Мрачные всадники
Шрифт:
Он услышал гром и увидел молнию.
И это были последние воспоминания шерифа, прежде чем его череп разлетелся на куски.
ГЛАВА 10
В Дед-крике Нейтан Партридж лежал рядом с девушкой и курил сигару, пуская кольца дыма к потолку. Ее звали Лили Кин, и он был уверен, что нет ещё и двадцати. Да и не удивился бы, если она оказалась бы ещё моложе.
Но ему было все равно, как человеку, прыгающему со стула с петлей на шее. Его мало что
— Сколько тебе лет? — всё же уточнил он, хотя прекрасно понимал, что ему нет до этого дела.
Она откинула прядь рыжих волос с маленькой крепкой груди.
— Семнадцать. Прошлой зимой мне исполнилось семнадцать.
Партридж кивнул и сделал ещё затяжку.
— А теперь скажи правду.
— Да кто ты такой, чтобы спрашивать? Священник? Шериф? — Она нахмурилась при одной мысли об этом и откатилась в сторону. — Плевать. Их мне тоже приходилось обслуживать, дорогуша.
Партридж рассмеялся. Он начинал по-настоящему удивляться тому, как легко было улыбаться, смеяться и снова быть человеком.
Его положение было, конечно, не из лучших… и все же он жил им — испытаниями, невзгодами и всем прочим, как свободный человек. И это, в конечном счете, единственное, что действительно имело значение.
— Из меня священник — как из тебя монахиня, милая.
Она улыбнулась, и в лучах послеполуденного солнца ее лицо казалось прекрасным. Золотым, сияющим. Отмеченным опытом и трудностями, но почему-то всё равно прекрасным.
Партридж крепко зажмурился и решил, что именно такой он ее и запомнит: золотоволосой, ясноглазой, с рыжими волосами, рассыпавшимися по обнаженным плечам, как языки пламени. Да, он сохранит в памяти этот образ и будет смаковать его, когда пожелает. И никто не сможет отобрать у него это воспоминание.
— А что, если я скажу тебе, что мне пятнадцать? — сказала она. — А что, если я скажу тебе, что занимаюсь этим всего месяц?
Он провел грубым мозолистым пальцем по ее обнаженному предплечью.
— Я бы ответил, что ты быстро учишься.
— А что по поводу моего возраста?
Партридж попытался ответить на этот вопрос как можно осторожнее:
— Думаю, каждый пытается устроиться в этой жизни, как может.
Похоже, ей понравился его ответ. Она перевернулась в его объятиях и крепко поцеловала в губы.
Потом она рассказала ему, как приехала на Запад вместе с матерью из Индианы, разыскивая отца, который приехал в Аризону, чтобы заработать на рудниках. Он не объявился, и они больше никогда о нем не слышали. Никто даже не был уверен, что он добрался до места назначения. Ее мать умерла прошлым летом от чахотки — хотя истинная причина так и не была установлена — в Глоубе, и Лили осталась почти без средств к существованию. Ей оставалось лишь одно.
— Я надеюсь когда-нибудь выбраться из этого. Я не хочу тратить свою жизнь на проституцию.
Партридж поверил ей. Борделей в Дед-крике было много, и простирались они от дешевых заведений, где мужчина мог развлечься за две монеты, до дорогих борделей, где мужчина мог оставить сотни или даже тысячи.
Но это был шахтерский город, и цены имели обыкновение вырастать,
Лили работала в претенциозно названном центре «Серебряный Доллар» и у столь же претенциозного Лорда Джонни Макса Сильвера — большого шулера, щеголя и заядлого игрока, который разъезжал по городу в личном экипаже, одетый в черный костюм, шелковый жилет, черный галстук и накрахмаленную белую рубашку. Он щеголял в шелковом цилиндре, с тросточкой и с высокомерным выражением лица, как в привилегированном Бостонском Мужском Клубе. Но сколько не пытайся оттереть дерьмо, оно все равно не будет блестеть. А сутенер всегда останется сутенером.
Цены в центре «Серебряный Доллар» были средними.
Он не был и никогда не будет равен чайхане «Лунный свет» или импортным французским прелестям ультра-элитного «Королевского парижского театра». «Серебряный доллар» мог похвастаться водевильными номерами от танцовщиц живота до фокусников и комедийных трупп.
Когда проститутки не обслуживали мужчин в спальнях наверху или в театральных кабинках за бархатными занавесками, они тратили свое время на выпивку, обшаривая карманы пьяных ковбоев и шахтеров, танцуя за определенную плату и поощряя богатых владельцев ранчо выбрасывать на заведомо фальшивые игорные столы больше денег, чем те могли позволить себе проиграть.
— Полагаю, ты знаешь этот город лучше, чем кто-либо другой, — сказал Партридж.
Она пожала плечами.
— Настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Но, черт возьми, этот город растет не по дням, а по часам. И будет расти, пока золото не закончится.
— Ты когда-нибудь слышала о месте под названием «Египетский отель»?
— Конечно. Его все знают. Это дорогое заведение вроде «Королевского парижского театра». Туда даже не стоит показываться, если у тебя нет нескольких тысяч в кармане. Даже выпивка там обойдется в двадцать долларов.
Значит, бордель. Интересно. Партридж так и думал. У Розмана была оттуда визитка… это было случайностью или как-то связано?
Партридж снова затянулся сигарой.
— Знаешь, кто владелец?
— «Египетского отеля»? Не знаю, какая-то дама. Но кем бы она ни была, денег у неё — куры не клюют. Ты должен увидеть это место. Это нечто, — покачала головой Лили. — Вот там крутятся настоящие деньги.
— Не знаешь, как зовут эту даму?
— Понятия не имею.
— Видела её когда-нибудь?
— Неа.
Но для начала хватит и этого. Он снова притянул к себе Лили и вскоре забыл о «Египетском отеле» и о том, кому он может принадлежать.
* * *
Позже, гуляя по грязным улицам Дед-крика, он был удивлен всей этой суетой и оживленностью. Чимни-Флэтс, несмотря на свою дикость, был тихим и спокойным по сравнению с ним. Дед-крик был похож на пчелиный улей, находящийся в постоянном напряженном движении.
Город был построен прямо на склоне горы вокруг минеральной жилы. Здания, склады и ветхие строения всевозможных видов цеплялись фундаментом за холмы и косогоры.