Мрачный коридор
Шрифт:
Большинство ячеек были заняты, заключенные не обращали на меня ни малейшего внимания. Вдоль самого коридора прохаживались два надзирателя.
Так мы дошли до середины коридора, и я получил приказ остановиться.
Моя камера находилась с нечетной стороны и не отличалась от остальных. Меня запустили внутрь, щелкнул засов, и конвоир ушел.
Пятнадцатая камера слева пустовала, девятнадцатая справа была заселена. Соседа я не видел, он в это время спал. В клетке напротив под номером восемнадцать проживал какой-то весельчак. Разгуливая по своей прозрачной
– Привет, коллега! – крикнул он мне и помахал рукой.
– Привет. Давно поешь?
– Два месяца. Скоро переправят.
– Куда?
– Кто знает. Больше трех месяцев здесь не держат. Пересылочная база.
– Местечко хуже этого вряд ли найдется. Так что жалеть не о чем.
– Ты прав. В Сан-Квентине мы могли играть в футбол, а здесь глухо, как в капсуле.
Мимо нас шел надзиратель. Я замолк, но он не обращал внимания на наш разговор. Это значило, в отличие от блока 13, что здесь разрешалось общаться с себе подобными.
– А почему тебя сюда перевели? – спросил я.
– Думаешь, мне докладывали? Я даже не знаю, где нахожусь. Здесь не все знают, куда они попали. Во всяком случае, далеко не увезли. А ты из какой каталажки?
– Прямо со свободы.
– Не повезло, значит? Сколько тебе дали?
– Пожизненно.
– Значит, в Алькатрас переправят.
– А почему здесь не оставят?
– Черт его знает. При мне всех ребят, кто попал раньше, уже увезли. За исключением твоего соседа из девятнадцатой. Он, похоже, глухонемой, на вопросы не отвечает. Странный тип.
– Какой у тебя срок?
– Четвертак. Сняли заводскую кассу. Связался с мелюзгой, вот и влип.
– Многовато.
– Добавили за сопротивление властям. Пересчитал зубы нескольким копам, вот они и обиделись. А ты, видать, волк матерый. На всю катушку отмотали.
– Точно. Окажись я на свободе, полетят головы, а не зубы.
Я лег на свой топчан и подложил руки под голову. Мне было о чем подумать.
Прошла неделя моего пребывания в тюремном блоке. Никто меня не беспокоил, никого я не интересовал. Моего болтливого соседа из четной камеры увезли, его место занял молчун. Глухонемой оказался совсем молодым мальчишкой. На вид ему было не больше двадцати. Нас разделяла решетка, но мы могли бы весело проводить время, а он молчал и лишь изредка косо поглядывал на меня, как дикий волчонок. Пятнадцатая камера по-прежнему пустовала.
Чтобы не свихнуться от одиночества, я читал вслух стихи, развлекая своей концертной программой соседей. Надзиратели здесь были людьми тихими, безразличными, они не кричали, не разговаривали и вообще не обращали на нашего брата никакого внимания. За исключением одного случая. Случай, который вновь заставил меня задуматься о побеге.
Однажды ночью ко мне в камеру вошел охранник. Явление
– Посылочка тебе, приятель. Только без шума.
С этими словами он вышел и закрыл решетку на засов. В первую секунду я испугался, потом хотел сказать, что я не курю, и чуть ли не спросить, от кого посылка. Подобную растерянность я не испытывал с детства, она не позволила мне раскрыть рта, и я рад этому.
Когда надзиратель отошел, я распечатал пачку и высыпал сигареты на топчан. Среди них оказалась записка, скрученная в трубочку. Я развернул ее, но прочитать не смог. Слишком темно и слишком мелко она написана.
Я зажег спичку и отвернулся к стене. Почерк принадлежал женщине, в этом я не сомневался. Подписи не было.
«Во второй половине здания, куда вас переведут в ближайшие дни, есть кабинеты с обозначением «А». Такие комнаты имеются на каждом этаже. В них хранится постельное белье. В левом углу комнаты квадратное окошко для сброса грязного белья в подвал, там прачечная. Это единственный способ уцелеть. Вас будут ждать».
Я еще раз прочел записку и чуть не вскрикнул от радости. Сердце заколотилось так, что готово было выбить мне ребра. Я поджег записку и бросил ее в унитаз.
О том, кто мог позаботиться обо мне, я мог только догадываться, но сейчас такие детали не имели значения.
Я взял сигарету и закурил. Первая сигарета за сорок лет жизни.
Второй сюрприз последовал за первым. Сквозь решетку из соседней камеры на меня смотрел этот волчонок. Я был удивлен, что в его взгляде отсутствует испуг, еще больше я удивился, когда глухонемой заговорил.
– Дай сигаретку.
Я собрал сигареты обратно в пачку, взял спички и подошел к решетке.
– Бери. Мне они не нужны.
Я просунул руку через прутья и отдал ему сигареты.
– Ты первый человек в этих казематах, который получил что-то от охраны.
– Это не от охраны, дружок. Я буду первым человеком, который выберется отсюда живым.
– Вы что, Господь Бог?
– Нет. Я обычный человек, но я прожил жизнь так, что всегда заканчивал начатое дело. Мне помешали на этот раз, но сейчас я имею шанс закончить свою работу.
– Выйти из этого логова нет шансов ни у кого, если только ты не подсадная утка.
– Подсадная утка?
– Да. Мне их десятки раз подсаживали. Только ничего они у меня не выпытывали. Вообще-то ты не похож на стукача. Те не знают наизусть Шекспира, а про Аполлинера и Элюара даже не слышали.
– Ты разбираешься во французской поэзии?
– В свое время я получил неплохое образование.
– Любопытный сосед. Что же ты молчал?
– Приглядывался. Подсадные сразу же лезут в разговор, давят на жалость, рассказывают о своей жизни. А ты же на меня не обращал внимания.
– Что ты за фрукт такой, что к тебе подсадных уток подсаживают? Ты знаешь, где зарыты сокровища графа Монте-Кристо? Или древних ацтеков?
– Нет. Но я знаю, где лежит доклад моего отца.
– Доклад? Деловые денежные бумаги?