Мрак космоса
Шрифт:
Гном поморщился:
– Так и понял. Но, надежда теплилась в груди до последнего.
– Главное, слушайте меня и держитесь вместе, - сказал Костров.
– Главное, меня слушайтесь! – тут же отозвался Гай. – Со мной хоть весело сдохнете.
– Пойдемте на склад, - сказал Син, - получите комплекты.
Фазер успел шепнуть:
– Надежные скафандры у парней? Мне тоже такой дадут? Правда? Я похожее обмундирование видел в старинных документальных фильмах. Как-то лекцию готовил об отсталой стране, где используют то, что предки законсервировали на складах. Прикрываются идеей, а у самих просто нет денег на космос. Здесь ведь
– Нет. Не так. Не волнуйся. Надежные костюмы, - заверил его Костров. И вздохнул тяжело, не найдя больше, что сказать.
Оделись в балахоны скафандров и встали на перрон. Молча, погрузились в тележку. Охраняли два био и Син. Третий био стоял к ним спиной возле рукоятки управления. Тележка отличалась от прежней вагонетки. Открытая платформа на колесах, единая, с поперечными скамейками, словно создана для туристических экскурсий по кораблю. Поехали, постепенно набирая скорость. Гай затарахтел, решив всех повеселить, вспомнив анекдот. Костров даже редкие слова не понимал. Туннель открывал посадочные платформы по очереди то справа, то слева. Пустые клетки. Яркое дневное освещение высвечивало мельчайшие пылинки. Во время поездки не покидало ощущение одиночества. Никого не видно. Никто им не встречался, не провожал странную делегацию взглядом, не махал прощально платком.
Син уверенно командовал высадкой. Вел заключенных, молча, без лишних понуканий. И только Гай не умолкал, взяв на себя роль весельчака. Жаль не тянул – не по плечу. Его бубнящий голос стал раздражать. Бесить. Выводить из себя. Гном нахмурился что-то обдумывая. Наверное, решал когда поточнее ударить с локтя.
Костров знал, куда они идут. Схема корабля автоматически всплыла в мозгу разными цветами. Он мог такой запросто «водить»: отдавать мысленные приказы главному компьютеру; рисовать схемы, формулы, уравнения, прогрессии на виртуальной клавиатуре или взять управление в руки, полагаясь на человеческий фактор. Трудно было идти к лодочному отсеку неизвестно зачем, рассуждать, как штурман – нет.
Психологическая подготовка в кадетском корпусе исключало иное мышление.
Группа не торопясь, входила в люк, и безмолвно люди замирали у входа. Син тоже почтительно стоял, не двигаясь перед панорамой. Даже Гай заткнулся. Лодка лежала к ним кормой и возвышалась неприступной стеной. Закопченное сопло смотрело на людей сверху черным зрачком презрительно и высокомерно. Словно око Бога, наблюдавшее за медлительными букашками, живущих непонятной жизнью.
– Корабль в корабле? Принцип матрешки?
– сказал Гай и добавил, - у меня такая в детстве была. Сломал.
Био-техник задраил люк, повернулся лицом к лодке, поднял руку, повертел над головой и космический монстр, сделанный руками разумных людей, ожил. Из кормы плавно, с долей грации опустилась на литой пол платформа. Стало видно нутро лодки, уходящие к носу ослепительные огни.
«Всё так».
– Костров кивнул головой.
– «Сейчас приборы настроятся на зрение окружающих людей и выберут средний коэффициент».
В трюме лодки присел разведывательный вездеход, поблескивая никелированными частями, отражал лучи искусственного света.
– Пошли, - сказал по-домашнему рядовой Син, и закинул на плечо лучемет. И Костров понял, что китаец полетит с ними, выполняя роль старшего группы. Стало жалко молодого пацана. Наверное, ему пообещали медаль или очередное звание. А может, сыграли на предложении отправить во внеочередной отпуск. Или просто приказали, и он сейчас
Они мерили шагами чистый пол. Ровные квадраты плит пугали своей нетронутой стерильностью. Словно никто по ним никогда не ходил. Никаких подогревов в плитах быть не могло. Какой подогрев полов в трюме? Ледяной холод пробивал подошвы. Костров поежился, представляя проведенную ночку в лодочном отсеке. Мрачная мысль сумела выбить из-под ног твердую поверхность. Скафандр тонной упал на плечи, гвоздя к полу. Скрипя зубами, пожалел себя. « Куда идешь? Зачем? Вляпался!! Теперь точно не выбраться. А ведь это смерть, парень. Смерть! Вот она! Мертвым деньги не нужны. И пол холодный…»
В душе опять назрел кризис. Желание разделилось, поделило тело на две стороны. Странно, но захотелось жить. Впервые, за долгое время. И в то же время хотелось умереть. Надоело! Полюса такие разные раздирали душу и не могли сойтись в целое. Душевный кризис появился как всегда не во время, ни к месту и в самый неподходящий момент. «Хорошо бы сейчас вернуться в детство. До корпуса. Стать мальчиком-колокольчиком. Насвистывать мотивчики детских песен, шлепать по лужам, хмелеть от лимонада. Как же я вляпался в эту историю? Почему не уберегся? Почему не стал банкиром или, на худой конец, полицейским? Банкиром бы работал с деньгами, полицейским убивал бы законно людей. Две составные, которые меня всегда волновали. Не так престижно, как осваивать космос и служить в дальней разведки армии, но, как безопасно, да и тюрьмы у них попроще, не сравнить».
Жгучие терзания разрывали изнутри.
Лодка неумолимо приближалась с каждым шагом похоронной команды, под властью молодого паренька, постаревшего от ответственности, рядового Сина.
Костров бегло посмотрел на товарищей, гадая, что может твориться у них на душе. Фазер обреченно часто вздыхал и то и дело хватался за Гнома, ища поддержки. Здоровяк косился на старика неодобрительно, но сдерживал эмоции, играя роль невозмутимого парня, бодро шагающего на смерть. Гай увлеченно лизал стекло маски, поглощенный процессом уборки и чистоты. Розовой язык так и мелькал в закрытом шлеме.
Андрюшка, явно приходящий в себя, поймав взгляд, восхищенно сказал, глядя на лодку:
– Большая корма… Мне бы такую задницу! Может, захватим лодочку? Понравилась мне очень. И охраны ноль. Утекли, и никто бы не заметил. А лодку можем потом назвать в честь меня.
– Лодка «Андрюшка»?
– удивился Костров и поёжился, представляя позывной транспорта.
– Почему «Андрюшка»? Я – Эндри.
– Так ты – «Эндри»? Не Василиса?– удивился Гай и остановился.
– Так мою первую жену звали. Показать татуировку?
Гном покосился на психа, затянутого до последнего ремешка в скафандр. Покачал головой.
– Я ее уже видел. И не раз. Поэтому теперь я – Эндри. Так, что? Захватим лодку?
Син слыша каждое слово, не повернул головы на голос. Даже тяжелую винтовку не поправил. Расслабился. Реплика явно относилась к Кострову, но тот тоже сохранил молчание, поджав презрительно губы.
Андрюшка горячо вздохнул – его не поняли, не услышали, проигнорировали и он на всякий случай опять заголосил:
– Седенький зря погиб… А, как мечтал о свободе! О небе. Героем был! Мой хорошенький… Один он меня и ценил.