Мщение или любовь
Шрифт:
— Скажите мне, зачем вы устраиваете этот прием? — настойчиво повторила она свой вопрос, неосознанно проводя кончиками пальцев по открытой шее.
— И ради дела, и для удовольствия, — сказал он, кладя вилку на тарелку. — Видите ли, я хочу купить участок земли на северо-востоке Англии, чтобы построить там крупный центр развлечений. Мне нравятся те места, а их обитатели определенно умеют и любят весело пожить! Этот участок принадлежит Долли и Арчи Бейли, и они сейчас решают, продавать мне землю или нет. Они собираются привезти с собой сына с невесткой — те должны помочь им принять решение.
— А вы предложили им справедливую цену?
— Более чем справедливую, — сухо ответил он. — А как вы думали? — Он взглянул на нее, сощурив глаза. — Хотя ладно, можете не отвечать.
— Так в чем проблема?
— Проблема в том, что я живу на юге Англии, и поэтому они считают меня южанином…
— Каковым вы не являетесь — вы это хотите сказать?
— Я самый настоящий кочевник, дорогая, — бросил он легкомысленным тоном и одарил ее неотразимейшей из своих улыбок.
Беда была в том, что слово «кочевник» будило всякие романтические ассоциации.
— Рассказывайте дальше, — поторопила его Роми.
— Арчи и Долли питают старомодное недоверие к южанам, а меня они знают не так хорошо, чтобы доверять. Пока. Этот уик-энд должен показать им, что мне можно доверять. Они опасаются, что я просто хочу сделать колоссальные деньги, не заботясь ни о местных жителях, ни об окружающей среде.
— Чего у вас, естественно, даже и в мыслях быть не может? — едко спросила она.
— Нет, никак не может, — негромко ответил он. — Я считаю рвачество давно себя изжившим и глубоко отвратительным явлением. И я — горячий сторонник сохранения окружающей среды, если хотите знать. Что же касается местных жителей, то я уже давно убедился: если справедливо и по-доброму относиться к работающим на тебя людям, это всегда в конечном счете окупается.
— Что относится и ко мне? — с вызовом поинтересовалась Роми, хотя в душе она не могла не проникнуться симпатией к его небольшой взволнованной речи об охране окружающей среды. — Ко мне вы обещаете относиться справедливо и по-доброму?
Они встретились глазами и долго смотрели друг на друга, после чего Роми почувствовала, что ей чуточку не по себе.
— Вы составляете исключение из моих правил, — туманно ответил он.
Покончив со спагетти и отпивая глоток бардолино, он заметил ее нетронутую тарелку.
— Вы не голодны? — спросил он.
— Просто умираю с голоду! — саркастически ответила она. — Неужели не видно?
— Знаете, если не поесть, то начинаешь нервничать и раздражаться, — невозмутимо заметал он.
— Нет, это вы заставляете меня нервничать, Доминик!
— В самом деле?
— Да! Так что давайте не будем отвлекаться и начнем обсуждать прием, идет? — Она наклонилась к нему и бодро сказала: — Вам нужно будет сообщить мне, какого рода стол вы планируете и когда.
— Но я думал, что это входит в ваши обязанности.
Роми подумала с минуту.
— Хорошо. Если вы намереваетесь убедить северянина в своей порядочности, то я предлагаю приятные, легкие блюда. Знакомые вкусовые оттенки на несколько иной лад. Но в принципе пища должна иметь свой натуральный вкус. Вот наша цель.
Он отодвинул тарелку и снова откинулся на спинку стула, глядя на нее немигающим взглядом.
— Это звучит устрашающе рационально, — сухо заметил он. — Вы всегда толкуете о мотивации и целях, да, Роми?
— Ну, такая у меня работа. — Она пожала плечами.
— Тем не менее рациональность предполагает некоторую холодность, не правда ли? — сказал он, как бы размышляя. — А тогда ваша такая… милая реакция в тот день в лифте несколько озадачивает. И, по всей видимости, противоречит жестокой стороне вашей натуры.
Роми была так ошеломлена, что даже не обиделась — словно он говорил о ком-то другом.
— Это я — жестокая? — спросила она, не веря своим ушам. — Я?
Он цинично засмеялся.
— Черт побери! — восхищенно выдохнул он. — Как здорово у вас получается! Этот обиженный тон звучит очень естественно. Плюс надутые губки, плюс немного невинности в широко открытых глазах. Как будто в вас есть и еще что-нибудь кроме жестокости, Роми!
— Тогда скажите, в чем моя жестокость? — потребовала она. — Вы не можете заявлять такие вещи бездоказательно. Продолжайте, Доминик, говорите! У меня наверняка есть недостатки — у кого их нет? Но я никогда не считала себя жестокой.
Он улыбнулся, впрочем, это была самая холодная улыбка, какую ей приходилось видеть. Такие глаза могут быть у хищника, безжалостно взирающего на свою жертву, с содроганием подумала Роми.
— Нет? — Его смех звучал горько. — А разве не жестоко выйти замуж за человека, которого не любишь? Поступить так, как поступили вы — по отношению к Марку?
— Но я же любила Марка, — решительно сказала она в свою защиту и закусила нижнюю губу. — Любила!
— Не может быть, что вы его любили, — бросил он сквозь зубы, не заботясь о том, что разговор явно ее расстроил. — Потому что, если бы это было действительно так, вы ни за что не позволили бы мне дотрагиваться до вас — тогда…
Дрожащей рукой она провела по коротким светлым волосам, будто стараясь стереть прошлое, забыть то невыносимое наслаждение, которое доставили ей движения рук Доминика по ее телу. Его губы у нее на коже… Его теплое и нежное дыхание возле ее губ…
— Да есть ли смысл это обсуждать?
— Смысл есть, и еще какой! — резко парировал он. — Хотя каждой клеточкой мое тело отвергает вас и все, что с вами связано, какая-то часть моего существа упрямо жаждет потонуть в этих красивых темных, бархатных глазах…
Говоря это, он глубоко заглянул ей в глаза, и у нее по спине пробежала дрожь возбуждения. Ох, ну почему он? — в отчаянии подумала Роми. Почему это непременно должен был быть он?
— Доминик… не надо… — слабо выдохнула она.