Мстислав Великий
Шрифт:
Следом подхватился робкий Саток Сытинич и Домажир Осипович:
— Здрав буди, княже!
И — пошло. Один за другим бояре ломали шапки, иные кланялись. Чуть прищуренные светлые глаза Владимира Мономаха зорко следили за новгородцами — кто ниже склонился, кто громче молвил, кто отводит взгляд. Ничего, что слишком много строптивцев! Кто не согнётся — сломаем! Мстислав замер рядом, спокойный, холодный. Его взгляд всего на миг скользнул по Ставру, но сотскому сразу показалось, что в палате жарко и душно. Ничего хорошего этот взгляд не сулил. И Ставр раздумал ломать перед князем шапку. Семи смертям бывать, а одной не миновать!
Нашлись и
— Здравы будьте и вы, мужи новгородские. Ведомо ли вам, почто призвали вас в Киев?
Иного начала ждали новгородцы, оторопели. А Мономах вдруг улыбнулся и выпрямился:
— А призвал я вас на почестей пир! Ведомо ли вам, что недавно сам император византийский, откуда пришла на Русь вера христианская, признал мои права на золотой стол и венчал царским венцом? Ныне я — царь всея Руси! И желаю пир дать ради вас, новгородцы! Ибо вся Русь уже о том знает и лишь вам сие не ведомо!
Он хлопнул в ладоши, и тотчас распахнулись боковые двери. И стало видно, что в сенях ждут накрытые столы — ломятся от блюд с пирогами и кашами, а слуги ждут, чтобы начать вносить жареных поросят, лебедей, уток, кабанов и баранов.
Бояре оживились. Вот это другое дело! Видать, всё ж таки уважает Владимир Киевский Великий Новгород, что ради его именитых мужей закатывает пир! Они довольно загомонили и двинулись к столам.
Всё ещё предчувствуя недоброе, Ставр не стал лезть на передние места. В думной палате он ведал, что не сидеть ему подле посадника, несмотря на то, что в сватах у него именитейшие мужи. Тем более что впереди, подле Константина Мовсиевича и Анисима Лукича, уже сели Мономах с сыновьями. Ставр выбрал место с краю, подальше от княжьих строгих глаз.
Начался пир. Мономах провозгласил здравицу за Новгород и его вятших мужей. В ответ поднялся Константин Мовсиевич и поднял чашу за Киев и князя Владимира. Бояре, обрадованные угощением и почтением князя к их городу, откликнулись сразу. Но Ставру дорогое иноземное вино не шло в горло. За Новгород он кое-как выпил, но за князя — лишь пригубил и первым опустил чашу на стол. Степан Щука тоже едва смочил усы в вине. А Саток Сытинич — так тот и вовсе чуть не поперхнулся от робкого страха.
Мстислав на пиру пил менее прочих не потому, что любил трезвых и не терпел пьяных. Как и отец, он знал меру, но сейчас иные помыслы владели князем белгородским. Средь бояр ковалась крамола, а где, как не на пиру, где вино и меды развязывают языки почище калёного железа и кнутов, вызнать, кто главный зачинщик? Поэтому он почти не пил и не ел, а лишь смотрел и слушал. Отец доверил ему сие дело — всё-таки Мстислав долго прожил в Новгороде, многих бояр знал и понимал, кто чего стоит.
Обоих посадников Мстислав не трогал — Константин Мовсиевич душой и телом стоит за Киев, ратует, что без него Новгороду не прожить и что князя киевского надо слушаться. Это верный слуга, и те, кто остался с ним, тоже верные люди. Анисим Лукич богат и жаден. Этот власть захватил, как кубышку с гривнами, — лишь бы другому не досталась, а чего с нею делать, не знает. Пригрози отнять его имение — он ради этого выпустит власть из рук. Никита Ядреич, Домажир Осипович — тоже ни шатки ни валки. Старый боярин Ядрей всё склонял молодого Мстислава более любить Новгород, чем далёкий Киев. Сын мог пойти по стопам отца... А там кто, на дальнем конце стола? Знакомые лица! И в грамоте, переданной сыном Всеволодом, про этих бояр говорилось. Надо же! Как не боятся на глаза-то показываться! Уж не они ли главные крамольники?
— А что это ты, Ставр Гордятич, не ешь, не пьёшь? — вдруг громко вопросил Мстислав. — Неужели не по нраву пришлось угощение наше?
Ставр, перед которым стояла почти полная чаша, вздрогнул и с усилием поднял голову:
— Благодарствую, княже, сыт я!
— Так ведь пир только начался. Неужто успел наесться досыта? Иль где ещё кормят сытнее, чем у великого князя?
Бояре зашушукались. Мономаховы, встречавшие новгородцев и сидевшие с ними за одним столом, продолжали есть, пить и веселиться, но новгородцы понемногу затихли.
— Нигде меня не кормили, — возразил Ставр, глянув на Мстислава.
— Ишь ты! Выходит, и у великого князя тебе пир не в пир? Чем же мы именитому новгородскому боярину не потрафили-то? Вино прокисло али мясо жёстко? А может, место тебе не по чину? Нешто повыше усадить? Хоть подле меня? — продолжал Мстислав.
Были когда-то они приятелями, в юности вовсе дружили, да и после того, как стал Мстислав князем новгородским, не вдруг увяла дружба. И потому Ставр ответил:
— А хошь и подле тебя! Как-никак, не чужие мы друг дружке.
— Эвон как? — прищурился Мстислав, пристукнув чарой по столу так, что плеснулось вино на узорную скатерть. — Не чужие? А что ж ты, крамольник, супротив людей моих идёшь? Почто беззаконие творишь? Волю княжескую не признаешь?
Смех и разговоры стихли, но пир вовсе замер, когда Ставр расправил плечи, выпрямляясь.
— Новгород не твоя ныне отчина, Мстислав Владимирич, — начал он. — Сидел ты у нас, посланный Всеволодом Ярославичем в давние времена. Мы за тебя горой стояли, в обиду не давали, когда Святополк Изяславич хотел тебя Новгорода лишить. Ныне ушёл ты от нас, поставил своего сына, и мы его князем приняли. А у тебя нет боле на Новгород прав. Всеволод Мстиславич — наш князь. Коли есть у нас обида, так не на тебя, а на его людей, и мы промеж себя сами разберёмся.
После таких слов иным боярам даже кашлянуть показалось сущей крамолой. Хотя сказал Ставр правильные слова и многие были с ним согласны, всё-таки князю возражать не каждый сможет. И не ясно, чем это обернётся.
— Ты что же, — подался вперёд Мстислав, — на князя крамолу куёшь? Супротив Руси вышел, пёс?
Ставр вскочил.
— Я тебя не лаял, и ты меня не бесчести — кто гостя на пиру хулит, на свой дом хулу возводит, — холодно молвил он. — Были мы с тобой, Мстислав Владимирич, в прошлом приятелями, а ныне разошлись наши пути-дорожки. Ты князь, я — новгородский сотский. Твоя вотчина Белгород, из Новгорода ты ушёл. Примет ли тебя Господин Великий — то у него спросить надо. А покуда не тебе на новгородцев хулу возводить.
Этого Мстислав стерпеть не мог. Не потому, что старый приятель осмелился так разговаривать, — не был больше Ставр ему другом. Строптивый новгородец спорил с наследником царской власти на Руси.
— Да как ты смеешь? — Уже и Владимир Мономах привстал с места. — Здесь, в Киеве...
— Прав ты, князь стольнокиевский, — Ставр поклонился, прижимая руку к сердцу. — В Киеве я. Да только, чую, не место мне здесь. Посему — прощай!
Сидевшие справа и слева бояре подались в стороны, когда он перешагнул лавку и широким шагом направился к дверям.