Мститель
Шрифт:
– Сто шесть стандартных лет назад, - тут же сказал Шрелл. Он был великолепным студентом по истории.
– Я изучил речь посла Сарека на той сессии. Она была весьма… неожиданной.
Спок кивнул. Он сам наблюдал за этой сессией, слышал, как отец рассуждал об основополагающих принципах Федерации, о поисках мира перед лицом войны, стремлении к совершенству в познании, которое недостижимо.
Слышать, как вулканец говорит в таких нелогичных терминах, воспаряя в речи почти к поэзии - это привело дипломатов, собравшихся на эту конференцию, в волнение.
Теллариты стучали
Андорианцы шипели от возбуждения, подрагивая синими антеннами. Речь Сарека и в самом деле была весьма неожиданна.
Спок знал, что его отец захватил своих слушателей в плен мощью слов, а не эмоций, повышая голос только чтобы напомнить всем мощь глобальных идей, которые были дороги каждому делегату.
В тот день Сарек сделал Коридан самым важным миром в галактике, потому что тот представлял саму Федерацию.
– Мы пришли к следующему, - сказал Сарек, подводя итоги дня.
– Мы не просто голосуем за принятие одного небольшого мирка - песчинки в необъятности космоса и звезд, что нас окружают. Но мы говорим - мы делаем это не потому, что от этого станем сильнее, не потому, что ослабнут наши враги, а потому, что ничего иного сделать не можем, если должны быть правдивы с теми исполинами, чьи слова привели нас сюда сегодня.
Затем Сарек изложил вступление великого устава Федерации, и все присутствующие в комнате словно услышали эти волнующие слова в первый раз.
Шрелл вежливо отвел взгляд от Спока, когда произнес:
– Мне всегда была любопытна стратегия Сарека в построении той речи.
– То есть?
Шрелл на долю миллиметра склонил голову, тем самым продемонстрировал великолепно отработанные вулканские эмоции и давая Споку понять, что заранее просит прощения за любые неумышленные оскорбления, которые может причинить следующими словами.
– Она казалась такой… эмоциональной.
Спок расправил свое одеяние.
– Некоторые из тех, кто был приглашен на эту сессию, полагали, что мой отец был страстным человеком.
Шрелл задумчиво кивнул.
– Тогда его речь не была порождением цинизма.
– Думаю, нет, - сказал Спок.
– Хотя теперь, когда он умер, мы никогда этого не узнаем.
Шрелл чуть озадаченно разглядывал Спока.
– Я всегда думал, что по этому вопросу он делился мнением с вами.
Спок вздохнул - человеческая привычка, которую в последние годы он больше не стремился прятать. Сражение между его человеческим и вулканским наследием закончилось много лет назад.
– Я никогда не сливался разумом с отцом.
Хотя выражение молодого вулканца не изменилось, Спок видел, что Шрелл невероятно потрясен. Ибо отец и сын, никогда соединявшие разумы - это было почти неслыханно в вулканском обществе. И хотя логики в этом не было, Спок все же сожалел об этих потерянных возможностях узнать душу и мысли отца.
Вообще-то на миг он проник в мысли Сарека. Легендарный капитан звездолета Жан-Люк Пикард однажды сливался разумом с Сареком, когда «Энтерпрайз» сопровождал посла на Легару IV. Через два года, вскоре после смерти Сарека, Пикард пригласил Спока слиться с его сознанием и опытом, которые были разделены
Спок принял приглашение. Эта случайная встреча состоялась, но была обескураживающе неполной. Он запутался в тенях, видя лишь краткие проблески жизни отца. Тогда он был почти уверен, что Сарек намеренно скрывал от него свои мысли, хотя разумеется, это было совершенно нелогично.
Однако давнишние сомнения из-за того, что Сарек пренебрег мысленным слиянием с собственным сыном, продолжали грызть Спока и сейчас, через пять лет после смерти отца.
Шрелл, казалось, ощутил дискомфорт Спока при раздумьях о прошлом.
– Каковы бы ни были мотивы посла, речь была успешной, - вежливо сказал молодой вулканец.
– Коридан был принят.
Тон Спока окрасил легкий оттенок иронии.
– Чтобы защитить обширные запасы дилития на планете.
– Тогда было другое время, - согласился Шрелл. Кристаллы дилития, столь необходимые для сверхсветовых двигателей, были когда-то хрупкой основой межзвездного сообщества. Но сейчас их было легко кристаллизовать повторно, так что они были в избытке. В наши дни начать войну за дилитий имело бы не больше смысла, чем сражаться за метеоритный лед.
– Принятие Коридана установило в этом секторе мир, который продолжается до сих пор. Достижение посла было весьма удовлетворительно.
По вулканским понятиям комментарии Шрелла были сентиментальной, почти раболепной похвалой. Но Спок позволил своему помощнику проявить энтузиазм юности. Он даже нашел его освежающим.
– Сожалею, что не смог расширить наследие отца по примирению, - сказал Спок.
Шрелл явно понял замечание Спока, и Спок снова обратился к тому, что привело их обоих на Вавилон.
– Я подозревал, что вы и без меня узнаете новости.
– Да, - согласился Спок.
– Результат голосования был так очевиден.
Таково было проклятие логики. Спок всегда знал, что первая попытка начать официальный контакт между вулканцами и ромуланцами закончится неудачей. Но по крайней мере была заложена основа для дальнейших попыток. Одна из них неизбежно станет успешной. Спок знал, что в конце концов даже ему разрешат занять место на официальных переговорах, вместо того, чтобы положиться на присутствие его помощника, чтобы Федерация избежала официальных затруднений, связанных с неофициальными попытками Спока установить мир.
Но следующее замечание Шрелла опровергло рассуждения Спока.
– В действительности, посол, голосования не было.
Спок положил твердую руку на прохладный белый камень балконных перил.
– Консультативная группа знает об опасности для ромуланской делегации, которая рискнула прибыть на Вавилон?
У Ромуланской Звездной Империи было немного официальных контактов с Федерацией. С Вулканом и того меньше. Но Спок больше восьмидесяти лет нескончаемо работал над тем, чтобы свести ромуланцев и вулканцев вместе - снова вместе. Ибо ромуланцы были ответвлением расы вулканцев. Объединение ромуланцев и вулканцев стало величайшей мечтой Спока, и, по его убеждению, политической необходимостью, если в этом секторе должен быть установлен длительный мир.