Мстительница
Шрифт:
— От бутиков пучит, — сварливо пробурчала Тамара и повесила на вешалку свою эпатажную куртку-косуху. — Энглер, это несправедливо. Если ты думаешь, что сейчас сядешь за компьютер, а я, словно прислуга, буду таскать тебе бутерброды и кофе, то отбрось эти гнилые мыслишки подальше. Перебьешься. Если пить кофе, то вместе. Если читать, то тоже вместе. Насколько я понимаю, после вчерашнего разговора я имею не меньше прав, чем ты, знать, что там накопал о дяде Игнате и Толстой Жопе твой Шерлок Холмс. Или как там ты его дразнишь?
— Арчи Гудвин, — рассеянно отреагировала Тамара, с нетерпением наблюдая по монитору, как издевательски медленно загружается «Windows».
— Лады. Пусть он Арчи Гудвин. А я непосредственный исполнитель всего, что ты спланировала, и именно мне предстоит приводить твой приговор в исполнение, рисковать своей задницей, лезть в ту клоаку, которая пугает твоего детектива, как ребенка темный чулан, где живет Бука. — Тамара придвинула к компьютерному столику стул для себя. — Подвинься.
— Ведь неудобно вдвоем. Прочитали б по очереди.
— Прочитаем одновременно. Считай, для меня это принципиальный вопрос. А кофе попьем через час, не загнемся от голода, — примирительно сказала Тамара и завладела оказавшейся под рукой мышкой. — Не думаю, что этот Петр накатал целый роман. — Она открыла окошко «Диск 3, 5 (А:)», содержащий лишь один-единственный файл. — Всего пятьдесят пять килобайт. Не богато. Не тянет даже на короткий рассказ. Этот твой Арчи Гудвин или очень не любит пространные отчеты, или умеет быть лаконичным и в своей писанине обходится без воды. Ценное качество.
— Да открывай же ты документ!
— Не киксуй, успеваем. — Тамара
И Тамара, близоруко прищурившись, сама уперлась жадным взглядом в экран, вникая в сумбурно составленный отчет частного детектива.
Интересно, и где же всё-таки Энглер нашла этого раздолбая?
«Начиная с июня 1992 г. и по октябрь 1992 г. отследить где находился Астафьев Игнат Анатольевич не удалось. Точно известно что в Пушкине его в это время не было. Заявление на исчезновение его подопечной Тамары в Пушкинское (РУВД подавала его сожительница Крамарюк, Светлана Петровна. Она же давала свидетельские показания. Предположительно Игнат в РУВД даже не появлялся. По невыясненным причинам по делу об исчезновении Тамары работы почти не велось. Но мне стало известно, что у Крамарюк, среди сотрудников РУВД было много знакомых. (Возможно через них она сумела оказать какое-то давление на следствие. В то время она оформила для себя перевод с должности инспектора Пушкинского РОНО в администрацию Петербурга и стала курировать учреждения для детей-сирот. На этой должности находилась вплоть до июня 1997 г. когда уволилась по собственному желанию и занялась частным бизнесом. По отзывам сослуживцев за пять лет работы зарекомендовала себя ответственным, инициативным сотрудником. Коммуникабельна и неконфликтна, пользовалась всеобщей любовью и уважением. Со слов сослуживцев трудилась не за карьеру, а за идею. С первых же дней работы в администрации занялась продвижением проекта создания сети семейных детских домов. Наладила связи с Красным Крестом и другими международными благотворительными организациями. Нашла спонсоров среди обеспеченных людей в России и за рубежам. Заручилась поддержкой нескольких депутатов и добилась того, что в городском бюджете на 1993 г. финансирование проекта по созданию сети семейных детских домов в Петербурге и Ленинградской области было выделено отдельной статьей. Под эти гарантии оформила в одном из государственных банков долгосрочный кредит. В сентябре 1992 г. для реализации проекта зарегистрировано малое предприятие «Доброе Дело». В окрестностях совхоза «федоровский» выделены участки под строительство нескольких коттеджей для семейных детских домов. В oк тябре заключен договор с подрядчиком. Определены сроки сдачи объектов «под ключ». Вот здесь на сцене после четырехмесячного забвения и появляется Астафьев Игнат Анатольевич. Оформляется в «Доброе Дело» на должность младшего менеджера. Хотя и ежу понятно что сразу берет в свои руки всё управление предприятием. Становится теневым директором…
— Томка, заснула? Перевернешь ты когда-нибудь страницу? Сколько ждать?
— Что, уже прочитала?
— Миллион лет назад, — сварливо пробурчала Виктория. — Это ты, похоже, умеешь читать лишь по слогам. Признавайся, сколько классов приходской школы закончила?
— Знаешь, непросто усваивать его писанину. — На язвительность подруги Тамара не обратила никакого внимания. Словно ничего не расслышала. — Всё свалено в кучу. И — обратила внимание? — ни одной запятой.
— Начихать! Обойдемся без запятых. Да крути же ты дальше это кино! Или гони сюда мышь! Или клаву!
«А вот хрен тебе, Энглер! — улыбнулась Тамара и сместила текст вверх. — Проклятый Гудвин! Хотя бы из уважения к нам мог разделить свой отчет на абзацы и позаботиться о запятых. Или он просто не знает, что существует такой знак препинания? А может быть, не использует запятые из какого-нибудь суеверия? Псих? Параноик? Самое интересное, что собственно текст написан грамотно. На отсутствие кавычек и точек грешить не приходится».
…И генеральный и исполнительный и главный бухгалтер — простые марионетки. Вся реальная власть у Игната. Все деньги проходят через него. Уже через месяц он приобретает для себя дорогой «Фжип Чероки». Первым в июле 1993 г. заканчивается строительство коттеджа для личного проживания супругов Астафьевых (еще в декабре 1992 г. Игнат Анатольевич и Светлана Петровна официально оформили брак) Осенью 1993 г. вступает в действие первый семейный детский дом. К январю 1994 г. таких домов насчитывается уже пять. В каждом тщательно отобранная и полностью зависимая от Астафъевых семейная пара из числа русских беженцев из Средней Азии или Закавказья занимается воспитанием 10-12 детей в возрасте от 2 до 7 лет. Все дети отбираются под личным надзором С. Астафьевой. Ни один не страдает какими-либо хроническими психическими или физическими расстройствами или дурной наследственностью. Все отличаются высоким уровнем интеллекта. Несколько проверочнх комиссий посетивших «Доброе Дело» удостаивают деятельность предприятия самых высоких оценок. Про С. Астафьеву снимают телевизионный репортаж и публикуют несколько газетных статей. При необходимости кассету с телепрограммой и распечатки статей предоставлю. «Доброе Дело» приобретает известность. Спонсорские пожертвования из-за рубежа и федеральное финансирование проекта увеличиваются. В пяти километрахот от Вырицы начинается строительство Комплекса включающего в себя анонимное родильное отделение для женщин решивших отказаться после родов от своего ребенка. Дом малютки. Детский дом уже не семейный а большой рассчитанный на сто пятьдесят детей. Параллельно с этим Астафьевы начинают получать прибыль предоставляя сирот для усыновления или удочерения за рубежом. Абсолютно здоровый ребенок с учетом оформления всех юридических формальностей в среднем оценивается в десять тысяч долларов кэша. Этот бизнес еще не приобретший серьезных масштабов на виду и у властей и у правоохранительных органов и у криминальных структур. Все деликатные вопросы с ними успешно улаживает из своего служебного кабинета в Санкт-Петербурге Светлана Петровна. Ее муж занимается надзором за делом на месте. В течение 1995 г. поэтапно вступает в строй сиротский комплекс «Простоквашино». Большой детский дом и Дом малютки начинают постепенно заполняться воспитанниками. За счет медперсонала воспитателей и рабочих в несколько раз расширяется штат сотрудников. К вопросу подбора кадров Астафьевы относятся с повышенной щепетильностью. Игнат занимает незаметную должность коменданта продолжая по-прежнему оставаться в роли теневого директора. Светлана Петровна держит всё под контролем из своего служебного кабинета. К тому времени за рубежом «Доброе Дело» приобретает настолько широкую известность, что количество клиентов резко увеличивается. Спрос начинает заметно превышать предложение. Здоровых сирот с хорошей наследственностью годных для передачи в бездетные семьи на Запад уже не хватает. Анонимное родильное отделение почти не используется потому что наркоманкам и алкоголичкам в услугах отказывают а именно они только и могут составить основной контингент пациенток. Здоровые женщины или даже несовершеннолетние девочки от своих новорожденных не отказываются. Тогда предпринимается попытка использования так называемых суррогатных матерей, которые за определенную плату вынашивали бы плод рожали в родильном отделении «Простоквашина» и сразу передавали бы новорожденного в Дом малютки. И всё это слишком муторно ненадежно и практически не приносит дохода. И тогда Астафъевы для того чтобы так удачно начавшийся бизнес не захирел принимают решение прибегнуть к крайней мере и к делу привлекаются давно уже предлагавшие свои услуги «Бендеровцы» — преступная группировка Миши «Магистра», включающая в себя молдаван и местных цыган и контролирующая в Петербурге рынок дешевой рабочей силы из Молдовы и Западной Украины. В течение нескольких месяцев Магистр налаживает регулярные поставки детей из стран ближнего зарубежья и даже из отдаленных губерний России. Порой детей попросту похищают у неосторожных родителей. Бизнес к тому моменту достигает расцвета и приносит огромный доход. По моим прикидкам около 90% уходит на взятки силовикам и чиновникам и на оплату услуг «Бендеровцев». Но даже оставшиеся 10% представляют собой очень приличные деньги. В начале 1997 г. Астафьевы
— Дочитала? — Энглер откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. На губах появилась довольная (если не сказать большего: блаженная) улыбка. — «Абсолютно неразборчивы в средствах и давно переступили черту, за которой выбивает предохранители и уже не существует хоть каких-либо норм», — слегка переврав, процитировала она на память предложение, которым подвел черту в своем отчете детектив. — То-то этот Петр открыл мне что-то новенькое! То-то я восемь лет назад не испытала на себе всю отмороженность этих двоих негодяев! Пошли, Томка, пить кофе. Ты как, всё еще остаешься при мнении, что Арчи Гудвин раздувает из мухи слона?
— Всё еще остаюсь. Хотя не могу не согласиться с ним в том, что с этими дядями Федорами из «Простоквашина» придется основательно попотеть. А уж претворить в жизнь твой план мести в полном объеме, по-моему, вообще нереально. «Напомнить о себе, заставить трястись от страха…» Хм! Да они давно этот страх потеряли, по горло увязли в таком непролазном дерьме, что по сравнению с этим то, что они восемь лет назад вытворяли с тобой, выглядит безобидной детской считалочкой. Ты надеешься, что они лишатся покоя, когда вдруг в их поле зрения объявлюсь я, назовусь твоим именем и торжественно объявлю, что пробил их час? Их бывшая подопечная восстала из небытия и пылает жаждой отмщения? Максимум, чего смогу этим добиться, так это того, что они удивятся, усилят охрану и закажут тебя — а вернее, меня — своей «крыше». Но покоя они не лишатся потому, что давно забыли, что это такое. Заниматься тем, чем занимаются они, — это постоянно находиться в ожидании, что вот сейчас грянет гром. Твое появление на фоне этого постоянного геморроя — не более чем назойливое жужжание комара. Каких неприятностей, с их точки зрения, можно ожидать от тебя? Того, что ты отправишься к палачу [59] с рассказом о событиях восьмилетней давности? Но если эти мерзавцы не опасаются прокуратуры, творя на протяжении нескольких лет такое, так неужели их испугает перспектива держать ответ за то, что на них якобы наговаривает какая-то полоумная девка? А если не прокуратура, то что? Может быть, ты считаешь, что они всерьез воспримут угрозу, что их бывшая подопечная самостоятельно устроит за ними охоту? Жди! Над этой угрозой они посмеются. У тебя другое мнение, Энглер?
59
Палач (уголовн.) — прокурор.
Вика молчала. Блаженная улыбка давно сошла с ее губ. На лице появилось выражение озабоченности.
— Пошли попьем кофе, — наконец устало выдохнула она и поднялась из кресла. — А еще лучше запарим шанеры. И подумаем, как подстроиться под обстоятельства. Ведь благие намерения, как правило, так и остаются намерениями. А планы для того и существуют, чтобы их пересматривать. Вот и пересмотрим. Придумаем что-нибудь. Не сомневаюсь, придумаем!!! — торжественно, как клятву, произнесла Энглер, выходя из комнаты и направляясь на кухню. И уже оттуда, включив воду и наполняя чайник, прокричала: — Позвони нашему сыщику, скажи, что его писанину мы прочитали, и забей стрелку на завтра. В любое удобное время. Один ум хорошо, а два лучше. Три — вообще супер! Вот и посидим втроем, померкуем, как устроить дяде Игнату и Светлане Петровне веселую жизнь. Устоим — это верняк!!! — последняя фраза вновь прозвучала, как клятва.