Мучимые ересями
Шрифт:
Тартарян и Каменная Наковальня заметно насторожились, и Кайлеб снова улыбнулся. На этот раз в выражении его лица не было абсолютно никакого юмора, и его глаза встретились с их глазами. Они никак не могли знать, что он воспользовался своим защищённым коммуникатором, чтобы лично просмотреть передачи от СНАРКа, который шпионил за их личными встречами. Наблюдать за голографическими изображениями было всё равно что смотреть глазами Господа. В то же время этот опыт помог ему ещё лучше понять, почему даже Мерлин не может уследить за всем, что происходит на поверхности целой планеты. Он также предложил, по крайней мере, один возможный способ облегчить бремя Мерлина в этом отношении, хотя он ещё не высказал его.
Кроме этого, это так же означало, что он точно знал, что Тартарян и Каменная Наковальня
— Я сказал, что был бы прав, если бы я убил его, милорды, — напомнил он им, — и я полагаю, что вы оба, вероятно, достаточно осведомлены обо всех причинах, по которым это было бы правдой. Однако я не сказал, что это было бы мудро с моей стороны. И какое бы оправдание я ни имел для того, чтобы убить его, я не имею привычки случайно убивать детей.
Разница в возрасте Кайлеба и кронпринца Гектора была не так уж и велика, но ни один из корисандийских графов не видел ничего ироничного в том, что император употребил слово «дети».
— Даже отбросив все мысли об оправданиях или справедливости, и проигнорировав тот факт, что кронпринц был убит, приказ об убийстве князя Гектора был бы для меня в данных обстоятельствах особенно глупым поступком. Я полностью осознаю, что, несмотря на все причины, по которым мои подданные и я могли бы… думать о нём недоброжелательно, его собственные подданные видели его совсем в другом свете. Одно дело — посадить его в тюрьму или даже казнить, дав ему время примириться с Богом. Возможно, им это и не понравилось бы, но они бы поняли, учитывая всё, что произошло между нами. Однако приказать убить его было бы совсем другим делом, и я не могу придумать ничего лучшего, что могло бы ожесточить любое негодование и сопротивление здесь, в Корисанде. И, если уж на то пошло, — он посмотрел им прямо в глаза, — я не могу придумать ничего, что «Группа Четырёх» могла бы использовать против меня более эффективно. Уверяю вас, джентльмены, какими бы ни были мои прочие недостатки, я не настолько слеп и глуп, чтобы не понимать все десятки причин, по которым убийство князя Гектора было бы одной из худших вещей, которые я мог бы сделать.
Ни Каменная Наковальня, ни Тартарян ничего не сказали, но ему показалось, что где-то в глубине их глаз колыхнулось воспоминание об их разговоре. И он увидел, как их лица напряглись — особенно у Каменной Наковальни — при упоминании «Группы Четырёх».
«Это намёк, о котором он не хочет думать», — сказал себе Кайлеб. Однако, судя по выражению лица Тартарян, он подумал о том же.
— Корисанд был врагом Черис почти тридцать лет, милорды, — продолжил он. — Хотя я понимаю, что у нас с вами неизбежно будут разные взгляды на эту вражду, я полагаю, что простая честность заставила бы вас признать, что до моего нынешнего… визита в Корисанд практически вся агрессия в наших отношениях исходила из Менчира, а не из Теллесберга. У меня нет ни желания, ни удовольствия обсуждать причины этого, или распределять вину. Но чего я действительно хочу и чего намерен добиться, так это положить конец опасности, которую представляет для нас Корисанд. И, господа, я намерен положить этому конец навсегда.
К последней фразе его голос стал твёрже и жёстче, и он позволил тишине зависнуть на несколько ударов сердца, прежде чем продолжил.
— Я вижу нет необходимости в том, чтобы пересказывать кому-то из нас всё, что произошло с тех пор, как «Группа Четырёх» предложила финансировать и посредничать при нападении князя Гектора на Черис. Однако я знаю и уверен, что вы оба понимаете, что Клинтан и Трайнейр никогда не видели в Гекторе ничего, кроме ножа, который они могли использовать, чтобы перерезать горло Черис. Уверяю вас, если бы Корисанд смог, на самом деле, занять место Черис в качестве торговой державы, или построить настоящую Корисандийскую Империю, как того хотел Гектор, «Группа Четырёх» в конечном итоге уготовила бы такую же участь и Корисанду. Коррумпированные люди не меняются, и в их глазах это было бы просто вопросом того, как одна угроза их власти заменяется другой.
— В голову «Группе
— Я говорю вам это с самого начала, потому что отказываюсь пытаться обмануть вас. Корисанд, вольно или невольно, станет частью Черисийской Империи. Я не могу ни допустить, ни согласиться на что-либо, кроме этого, по причинам, которые должны быть очевидны вам обоим. Остаётся выяснить условия и обстоятельства, при которых это будет осуществлено. Очевидно, вы оба хотите получить наилучшие возможные условия для подданных князя Гектора. Столь же очевидно, что у меня нет никакого желания обнаружить себя втянутым в бесконечную череду местных восстаний против имперской власти здесь, в Корисанде. С точки зрения личных интересов, раз уж на то пошло, это обязывает меня навязать наименее карательные условия, которые я могу, обеспечивая в тоже время достаточную безопасность для включения Корисанда в Империю. Кстати, это, пожалуй, самая убедительная причина, по которой я бы избежал убивать князя Гектора. Честно говоря, я не собирался оставлять его на троне по нескольким причинам, но его смерть, особенно обстоятельства, при которых он был убит, неизбежно послужит естественным объединяющим пунктом для тех самых восстаний и сопротивления, которых я больше всего хочу избежать.
Он видел, что его разумный тон возымел своё действие. Ни Каменной Наковальне, ни Тартаряну не могло понравиться то, что они услышали, но было очевидно, что они ожидали от него гораздо более сурового отношения.
— С наших с вами точек зрения, вполне понятный гнев, который вызовет убийство князя Гектора — это прискорбная вещь, — продолжил он. — Тот факт, что я признаю, что это оправдывает потенциальное сопротивление черисийской власти, также означает, что я должен настаивать на условиях, которые будут более суровыми и ограничительными, чем могли бы быть в противном случае. Сопротивление всегда было вероятным; теперь, к сожалению, я подозреваю, что оно неизбежно, и что оно вполне может быть и более серьёзным, и более широкомасштабным, чем было бы в противном случае. В таком случае, у меня нет иного выбора, кроме как предпринять шаги, которые позволят мне справиться с ним, когда оно возникнет.
— Это будет иметь последствия как для вас лично, так и для корисандийских дворян и простолюдинов. Я сожалею об этом, но не могу изменить этого. Я также признаю… неустойчивое положение, в котором вы оба окажетесь, потенциальную возможность фракционной вражды в случае оспаривания престолонаследия и все другие крайне дестабилизирующие последствия убийства князя Гектора. Несомненно, это убийство также повлияет на условия, которые вы оба можете принять и, что ещё более важно, убедить или заставить принять других вельмож Корисанда. Я тоже это признаю и буду иметь это в виду в любом разговоре между нами. Тем не менее, любые условия, к которым мы в конце концов придём, будут моими. Я не могу согласиться ни на что меньшее, и, откровенно говоря, ваше военное положение не даёт вам права требовать ничего большего.
Он снова сделал паузу, давая своим словам возможность полностью уложиться в их головах, затем откинулся на спинку стула, продолжая рассматривать их через стол.
— Есть причина, по которой я говорю с вами напрямую, без толпы советников и без ширм послов. Я хочу, чтобы не было никаких недопониманий, никаких серых зон. И я хочу, чтобы вы знали и могли сказать любому, кто спросит, что вы говорили непосредственно со мной. Что какие бы условия в конечном счёте ни были предложены Корисанду, это мои условия. Что если я не приму ничего меньшего, то и не потребую ничего большего постфактум.