Мучимые ересями
Шрифт:
— А Церковь, Ваше Величество? — спросил Тартарян мягко.
— А что Церковь, Милорд? — голос Кайлеба был почти таким же мягким, как у Тартаряна, но его улыбка не была приятной. — Церковь Черис следует за Короной Черис.
— Что именно это значит, Ваше Величество? — спросил Каменная Наковальня, голосом намного более жёстким, чем раньше.
— А это значит, что епископы и проводящее службы духовенство Церкви в Корисанде должны будут подтвердить свою преданность Церкви Черис и признать архиепископа Мейкела предстоятелем этой церкви, — решительно ответил Кайлеб. — Любой епископ или священник, который не может с чистой совестью сделать это утверждение и признание, будет лишён своего поста. Он не будет заключён в тюрьму за свой отказ, как не будет принуждён к изгнанию или лишён своей священнической
— Многие из наших людей отвергнут ваше право диктовать условия Матери-Церкви, как бы разумно вы их не преподносили, Ваше Величество, — предостерегающе сказал Каменная Наковальня.
— У них самих, как у отдельных личностей, есть полное право поступать так, — решительно сказал Кайлеб. — Если они выйдут за пределы вопросов личной совести в открытое неповиновение закону, который связывает всех людей, или в организованное сопротивление Короне, тогда они станут преступниками, и с ними будут обращаться как с таковыми. Хотя, — его глаза стали жёстче коричневого агата, — я бы рекомендовал им принять во внимание тот факт, что архиепископ Мейкел специально отверг учения Книги Шуляра, касающееся «надлежащего наказания» за ересь. Что бы ни решила делать «Группа Четырёх», Церковь Черис не будет нести ответственности за зверства, подобные тем, что были совершены над архиепископом Эрайком. Так же как Черисийская Империя не будет сжигать невинные города или убивать, насиловать и терроризировать их жителей, как то предложила сделать с Черис «Группа Четырёх».
Каменная Наковальня попытался встретиться взглядом с этими жёсткими, карими глазами. Спустя мгновение он отвёл взгляд.
— Как бы то ни было, милорды, — сказал Кайлеб через несколько мгновений, и его голос был немного беспечнее, чем раньше, — вы можете утешить себя тем, что императрица Шарлиен и я остаёмся под эдиктом Великого Викария Эрика об отлучении от Церкви. Теоретически, я полагаю, это означает, что любая клятва, которую вы можете дать нам, является ни к чему не обязывающей, в глазах Матери-Церкви. Или, возможно, я должен сказать, в глазах Совета Викариев и «Группы Четырёх». Имейте в виду, я намерен требовать исполнения любых клятв, которые вы можете дать, точно так же, как если бы они были обязательными, но если это поможет вам или кому-либо из других корисандийских дворян в том, что касается вашей совести…
Он пожал плечами.
— Ваше Величество, мы… — немного резко начал было Каменная Наковальня, но Кайлеб покачал головой.
— Простите меня, милорд, — перебил он. — Я не хотел, чтобы это прозвучало так, будто я легкомысленно отношусь к ситуации, и я ни на мгновение не ставлю под сомнение вашу личную честь или графа Тартаряна. С другой стороны, хотим мы признать суть дела или нет, все мы знаем, что кто-то в Корисанде будет придерживаться именно этой точки зрения, чтобы оправдать активное сопротивление Империи. Это произойдёт, милорды, и все мы это знаем. Когда это произойдёт, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы избежать чрезмерной ответной реакции, но для тех, кто несёт за это ответственность будут последствия, и эти последствия будут суровыми. В этом отношении у меня не больше выбора, чем у любого другого светского правителя, как бы вовлечённые в это ни оправдывали свои действия. Я не буду пытаться обмануть вас в этом вопросе, а вы не поверите мне, если я это сделаю.
Каменная Наковальня мгновение смотрел на него, а затем кивнул с искренним, хотя, возможно, и неохотным, уважением.
— Во всяком случае, милорды, — сказал Кайлеб более весёлым тоном, — я полагаю, что мы все понимаем исходные позиции обеих сторон. Как я уже сказал, мои условия и требования по существу просты, хотя я не настолько наивен, чтобы полагать, что их выполнение не будет сложным, трудным и — к сожалению — вполне возможно
— Я полагаю, что это звучит разумно, Ваше Величество, — рассудительно согласился Каменная Наковальня, хотя он, должно быть, так же, как и Кайлеб, понимал, что, в конечном счёте, у Совета не было другого выбора, кроме как принять условия Кайлеба. И, как подозревал Кайлеб, хотел ли Каменная Наковальня признать это или нет, они с Тартаряном должны были признать, что требования Кайлеба были не просто разумными, но минимальными, в данных обстоятельствах.
— Однако, прежде чем вы вернётесь в город, — сказал император, — я надеюсь, что вы окажете мне честь отобедать со мной и моими старшими офицерами. Я устроил так, что некоторые из наших гостей присоединятся к нам за столом, — добавил он, и хотя его улыбка была слабой, она всё-таки была теплее, чем любая из тех, которыми они обменялись, когда он кивнул сэру Корину.
— Ваше Величество, — сказал Каменная Наковальня, тоже улыбнувшись, — эта будет честью для нас.
.III.
Королевский Дворец,
Город Черайас,
Королевство Чизхольм
Императрица Шарлиен оглядела маленькую, знакомую совещательную залу.
Она подумала, что за эти годы она многого добилась в этой зале. И никогда ещё она не была вдали от неё так долго. Прошёл год и два месяца с того дня, как она покинула Чизхольм, чтобы выйти замуж за Кайлеба Армака, и временами ей казалось невозможным поверить, что за столь короткое время произошло так много событий.
Пройдя через комнату к открытому окну, она положила руки на подоконник и, когда она посмотрела в него, её взгляд смягчился от воспоминаний. — «А ведь правда, что отлучка заставляет взглянуть на знакомые вещи свежим, новым взглядом», — подумала она, наслаждаясь видом холмов, крыш и деревьев. За ними она могла напрямую разглядеть живой голубой мрамор Вишнёвой Бухты, а воздух был прохладным, но не морозным, словно предупреждая её о приближении чизхольмской осени. Без сомнения, после долгого пребывания в Черис, он показался ей ещё прохладнее, чем раньше, и она внутренне содрогнулась, поглядев на листья, пребывающие на грани сезонных изменений, и подумав о приближающейся зиме. Если она думает, что Черис сделала её чувствительной к этой прохладе, то зима, в самом деле, будет ледяной! И всё же, даже думая об этом, она поняла, что в идее зимы было что-то такое, что казалось почти утешительным, часть жизни, которую она всегда знала, и её дрожь превратилась в улыбку, когда она подумала о том, как эта зима будет отличаться от предыдущих.
«И насколько теплее будет твоя постель, ты имеешь в виду», — сказала она себе и хмыкнула.
— Ты даже не представляешь, как мне хотелось услышать, как ты это делаешь, — произнёс голос позади неё, и она с улыбкой обернулась. Её мать улыбнулась в ответ, затем подошла и села за совещательный стол. Барон Зелёная Гора оказался у стола мгновением раньше неё и подвинул для неё стул, и она посмотрела на него через плечо, когда он придвинул его ближе к столу, как только она села.
— Спасибо, Марек, — сказала она.
— Всегда пожалуйста, Ваше Величество.
Он с улыбкой поклонился ей, и глаза Шарлиен сузились от внезапной догадки. Жена Зелёной Горы, с которой он прожил более тридцати лет, умерла три года назад, а королева-мать Элана почти тринадцать лет была вдовой. Они знали друг друга буквально с детства и всегда были близки, даже до смерти короля Сейлиса. С тех пор они работали друг с другом — и с ней — как политические союзники, которые полностью полагались друг на друга, и императрица внезапно задалась вопросом, как ей удалось упустить другие пути, по которым они постепенно сближались.