Мучимые ересями
Шрифт:
— Спасибо, — сказала она, улыбнувшись ему в ответ, и откинулась на спинку стула. — Сержант Сихемпер сказал, что у вас срочные депеши, коммандер Говин?
— Боюсь, что это так, Ваше Величество, — улыбка Говина сменилась серьёзным выражением.
— В таком случае, коммандер, можем ли мы получить их?
— Конечно, Ваше Величество. — Говин открыл свою курьерскую сумку и извлёк толстый конверт, запечатанный персональной печатью Кайлеба и адресованный Шарлиен чётким, аккуратным почерком Клайфирда Леймина. Он вложил его в её протянутую руку с очередным поклоном.
— Спасибо, — сказала она ещё раз, взвешивая его на ладони. —
— Ваше величество, я бы хотел набрать пресной воды, прежде чем возвращаться в море. С этой оговоркой «Страж» может отплыть в течение часа.
— Я не думаю, что нам нужно будет так быстро отослать вас обратно, коммандер Говин, — с улыбкой сказала Шарлиен. — Я рада слышать, что вы готовы отплыть так скоро, если бы нам понадобилось, но я надеюсь, что у вас будет время, по крайней мере, на свежий салат и приготовленную на берегу еду, прежде чем мы отправим вас обратно в Корисанд.
— Спасибо, Ваше Величество, — ответил Говин, и склонился её раз, услышав о своей увольнительной. Сихемпер проводил его обратно из зала совета, и Шарлиен повернулась к Зелёной Горе и своей матери.
— Ну а теперь, — капризно сказала она, криво улыбаясь, когда её тонкие пальцы сломали тяжёлые восковые печати, — давайте посмотрим, какие новые плохие новости Корисанда сочла нужным сообщить нам.
* * *
— …так что я не уверен, что они тебе поверят.
Если бы кто-нибудь из подданных императрицы Шарлиен, кроме её личного оруженосца, случайно заглянул в её спальню, у них могли бы возникнуть серьёзные сомнения относительно адекватности своего монарха. Она сидела в одном из огромных мягких кресел, поджав под себя ноги, и явно разговаривала с пустым воздухом. Было уже очень поздно, и она отправила Сейру Халмин спать несколько часов назад. Мейра Люкис всё ещё оправлялась от травмы, которую получила, когда Биртрим Вейстин «устроил» ей падение с лошади, чтобы она была в безопасности и не мешалась под ногами у Святой Агты, и заставить её лечь спать достаточно рано тоже не составило труда. Теперь Шарлиен сидела в освещённой свечами спальне, наблюдая, как серебряный шар Лангхорна, единственной луны Сэйфхолда, неуклонно поднимается всё выше за её окном, и склонила голову набок, прислушиваясь.
— Хотел бы я сказать, что был удивлён, услышав это, — произнёс голос Кайлеба в её правом ухе. — К сожалению, если бы я был на их месте, я бы тоже подумал, что сделал это.
— Я думаю, что в конце концов они примут правду, — заверила Шарлиен своего далеко находящегося мужа. — Марек прошёл уже более трех четвертей пути к признанию того, насколько удивительно глупо было бы для тебя убить Гектора именно в это конкретное время. В данный момент он, кажется, разрывается между восхищением твоим, по-видимому безжалостным, прагматизмом, удивлением, как ты мог быть настолько глуп, чтобы сделать это, и беспокойством о том, что это говорит о твоём характере в долгосрочной перспективе.
— А твоя мать?
— Ну, мама уже считает тебя « восхитительным молодым человеком», — усмехнулась Шарлиен. — Думаю, она была и довольна, и удивлена тем, как сильно ты ей нравишься, и, честно говоря, мысль о том, что ты мог убить Гектора после того, что случилось с отцом, только делает ей симпатии ещё более сильными. Честно говоря, я думаю, что она будет разочарована, когда
— Полагаю, это лучше, чем если бы она в ужасе бежала от хладнокровного убийцы, способного на такое, — сухо заметил Кайлеб.
— Поверь мне, Кайлеб, единственное, что могло заставить мать полюбить тебя больше, чем мысль о том, что ты получил в коллекцию голову Гектора — это рождение её первого внука. О чём, кстати, она довольно многозначительно намекнула мне сегодня днём. Она, кажется, считает, что, нахождение тебя в Корисанде, а меня в Черис или Чизхольме, вряд ли обеспечит преемственность. Мысль, которая тоже приходила мне в голову, правда не по таким чисто прагматическим причинам.
— Вы не единственные два человека, кому это пришло в голову, — с чувством сказал Кайлеб. — И, как ты упомянула, не обязательно из чисто прагматических причин.
— Так когда же ты собираешься нарисоваться тёмным силуэтом на моём пороге, чтобы мы могли начать работать над этой маленькой проблемой? — спросила Шарлиен, и Кайлеб заметил, что её собственный тон был довольно резок.
— Скоро, я думаю, — сказал он как можно более серьёзным тоном. — Сегодня днём я в пятый раз встретился с Тартаряном и Каменной Наковальней. Было несколько моментов, о которых они хотели поговорить, но они, очевидно, понимают, что у них нет другого выбора, кроме как поставить свои подписи на пунктирной линии в конце документа. Они почти готовы, Шарлиен, и как только они это сделают, я назначу генерала Чермина своим временным вице-королём, а мы с «Императрицей Черисийской» отплывём в Вишнёвую Бухту.
— Хорошо!
— Единственный вопрос, который вертится в моей голове — как меня встретят, когда я приеду, — продолжил Кайлеб.
— Если ты имеешь в виду здесь, во Дворце, то я не думаю, что кому-то есть дело до того, убил ты Гектора или нет, — ответила Шарлиен. — О, некоторые люди будут беспокоиться об этом, и ещё больше, вероятно, будут притворяться, что ужасаются самой мысли об этом, но правда в том, что все знают, что Гектор убил бы тебя и твоего отца в одно мгновение, если бы думал, что это сойдёт ему с рук. По моим подсчётам, половина чизхольмской знати считает, что он был замешан в заговоре Тириена с целью убийства, что бы там ни говорил по этому поводу Нарман или ты. И возможность того, что ты его заказал, в некотором смысле работает в нашу пользу. Я бы ни капельки не удивилась, узнав, что СНАРКи Мерлина сообщают, что некоторые члены аристократии, которые, скорее всего, сговорились против нас с Храмовыми Лоялистами… пересматривают свои позиции в свете веры в то, что ты просто убьёшь их, если они превратятся в слишком большую проблему.
— Замечательно. — Воображение Шарлиен очень живо показало, как Кайлеб закатывает глаза. — Кто был тот политический писатель Старой Земли, о котором ты говорил мне на днях, Мерлин?
— Макиавелли, — ответил Мерлин. Его голос был ещё более чётким, чем у Кайлеба, и Шарлиен поняла, что это было потому, что он передавался непосредственно через встроенный коммуникатор Мерлина.
— Это был он, — согласился Кайлеб. — Думаю, я собираюсь выяснить, был ли он прав насчёт того, что лучше бояться, чем быть любимым[39]. — Он вздохнул. — Ну, отец всегда говорил, что очень важно, чтобы враги боялись тебя. Хотя я, при этом, не слишком уверен, что мне нравится мысль о том, что меня боятся мои собственные подданные.