Мучимые ересями
Шрифт:
«И по крайней мере, Талкира достаточно далеко в глубине материка, чтобы черисийцы не смогли добраться до неё», — язвительно подумал Дачарн. — «Они, кажется, могут пойти куда угодно в его королевстве, куда захотят»!
Он одернул самого себя. Король Жамис не был виноват в том, что Имперский Черисийский Флот мог высадить морскую пехоту в любой точке побережья, которую выберет. Было очевидно, что черисийцы поняли, что он ничего не может с этим поделать, и они намеренно и методично закрывали все порты и гавани, которыми когда-то хвастался Дельфирак. Они не сожгли больше ни одного города, но их блокада была практически непробиваемой, и они продолжали
Тем не менее, в собственных мыслях Дачарна о безопасности столицы Жамиса II было достаточно правды. Талкира действительно находился слишком далеко в глубине материка, чтобы подвергнуться реальной угрозе со стороны черисийцев. Что, по-своему, подводило итог пределу черисийских возможностей. Несмотря на их успехи на побережье Дельфирака, или их способность вторгнуться в Корисанд, или даже запутанные, отрывочные сообщения, которые Мейгвайр до сих пор получал о пугающем новом оружии и тактике их морских пехотинцев, им просто не хватало наземных сил, чтобы пробиться в жизненно важные части любого материкового королевства.
— Я не особенно беспокоюсь о физической сохранности или безопасности Дейвина, — сказал Трайнейр. — Меня беспокоит его политическая ценность. Я предпочёл бы позаботиться о том, чтобы никто больше не попытался использовать эту ценность таким образом, который может противоречить нашей собственной политике.
— Оставь пока мальчика в покое, Замсин, — почти нетерпеливо сказал Клинтан. — Он никуда не денется. В конце концов, куда он может пойти? Никто из тех, кто уже не ведет активную борьбу с отступниками, не захочет рисковать рыбалкой в таких водах, по крайней мере, пока мы им не скажем. И когда придёт время, когда он нам понадобится, мы сможем наложить на него руку, когда захотим.
— Всё не совсем так просто, Жаспер. Особенно, если мы намерены признать его законным князем Корисанда.
— На самом деле, я думаю, что Жаспер прав, — сказал Дачарн, хотя ему и не нравилось, что он согласен с Великим Инквизитором. Трайнейр снова взглянул на него, и Дачарн пожал плечами. — Не похоже, чтобы у Дейвина — или у Кориса, который действительно имеет значение в данном случае — был кто-то ещё, чтобы отстаивать его дело. Если мы объявим, что Дейвин — законный князь Корисанда, и если Мать-Церковь возьмёт на себя обязательство восстановить его на троне, когда раскол будет полностью побеждён, этого должно быть достаточно. Корис, конечно, достаточно умён и опытен, чтобы понять это. Давай оставим его там, где он сейчас, по крайней мере. Мы можем сделать всё, что нам нужно, посредством переписки. Или, если уж на то пошло, мы всегда можем вызвать Кориса сюда, в Зион, чтобы дать ему более чёткие инструкции лицом к лицу. Я думаю, что мы можем позволить девятилетнему мальчику, который только что осиротел, попытаться найти хоть какую-то стабильность в его жизни, прежде чем мы бросим его на политическую сковородку.
Трайнейр несколько мгновений пристально смотрел в глаза Дачарна, потом медленно кивнул. Дачарн не сомневался, что Трайнейр без малейшего колебания пожертвует мальчиком, если решит, что так
— Хорошо, — произнёс Трайнейр вслух. — Я набросаю послание Корису, в котором изложу наше признание Дейвина и предложу способы, которыми Корис и князь могли бы помочь нам против убийц его отца. Разумеется, я разошлю черновик всем вам, прежде чем отправить его, — добавил он, бросив на Клинтана многозначительный взгляд.
Этот взгляд отскочил от брони Великого Инквизитора, даже не поцарапав краску.
— А пока, — вставил Мейгвайр, — я должен признать, что я немного обеспокоен тем фактом, что, как ранее отмечал Замсин, погода сильно затруднит нашу способность общаться в ближайшие несколько пятидневок.
— В каком смысле обеспокоен? — спросил Дачарн.
— Я не очень волнуюсь о нашей способности координировать наши планы в других местах, — сказал Мейгвайр. — Наши существующие инструкции достаточно подробны, так что, вероятно, они не потребуют больших изменений. И я думаю, мы все согласны с тем, что отступники вряд ли предпримут какие-либо крупные операции на материке до следующей весны. Так что вряд ли нам придётся реагировать на какие-то срочные военные кризисы.
— Ты имеешь в виду какие-нибудь ещё срочные военные кризисы, — пробормотал Клинтан голосом, уровень которого был тщательно рассчитан, чтобы быть едва слышным. Губы Мейгвайра на мгновение сжались, но он продолжил, как будто Великий Инквизитор ничего не говорил.
— Что меня беспокоит, — сказал он, — так это то, что произойдёт здесь, в Храме и Зионе, когда зима действительно наступит. Всегда существует тенденция… замыкаться в себе после первого сильного снегопада.
В глазах Клинтан промелькнуло нечто, что можно было бы назвать невольным — и удивлённым — уважением, и Дачарн обнаружил, что разделяет удивление Великого Инквизитора. Обычно никто не ожидал такого замечания от Аллайна Мейгвайра. Хотя, подумал Главный Казначей мгновение спустя, осознание Мейгвайром своего ослабленного положения могло бы объяснить это.
Как метко заметил Мейгвайр, как только зима приходила в Зион, интересы Храма, как правило, переключались в основном на чисто внутренние дела. Связь с внешним миром замедлялась, становилась менее надёжной, а вместе с ней замедлялся и ритм жизни Матери-Церкви. Викарии и архиепископы, живущие в Зионе, обычно использовали это время, чтобы отшлифовать свои союзы и наверстать упущенное в бумажной работе и рутинных административных делах. А вражда и домашние обиды друг на друга, как правило, в соперничающих фракциях иерархии становились много острее.
Но эта зима обещала отличаться от предыдущих. Эту зиму предстояло провести в тревоге, размышляя над Кафедральным Посланием Великого Викария Эрика о последствиях для будущего. Очевидно, непрерывная череда триумфов Черис окажет огромное влияние на эти размышления, как и любую потенциальную критику руководства «Группы Четырёх». Обычно сонная зима обещала быть какой угодно, только не спокойной, с потенциально ужасными последствиями для «Группы Четырёх».
Или, по крайней мере, для её самого уязвимого члена.