Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
Шли, шли – остановились у какой-то деревни. Нас посадили на землю, раздали какие-то таблетки. Вербовщик сказал, что от поноса. Думаю теперь, что и вправду от поноса – кто бы на нас ценный радиофаг тратил!
Ну подумаешь – брошенная деревня! Мало ли таких нынче! Все уехали в Москву на заработки, вплоть до стариков и младенцев…
Поднял вербовщик одного немолодого узбека, взял за руку и повёл в сторону деревни. Оператор и один из автоматчиков за ними пошли.
Ты, конечно, спросишь, почему мы сидели, как покорные бараны? И ты бы сидел как миленький. Ах, побывал в заложниках? И не сидел, как баран? Ну, значит, ты герой, а мы люди маленькие. И не предполагали мы себя в заложниках, потому что ни с нас, ни с родни нашей ничего не возьмёшь, а люди мы тут чужие…
Только там я понял, как это один немецкий солдат мог целый батальон пленных красноармейцев конвоировать.
Вот так и мог.
Стая много глупее любого её представителя.
Один из камуфляжников достал из рюкзака бумбокс и включил на полную мощность хэви метал. Старый – «Джудас прист». А фриц играл бы на губной гармошке «Фор дер казерне фор дер гроссен тор»…
Потом вернулись трое, без узбека. Оператор довольный, смеётся, вербовщика похлопывает по плечу, у конвоира же морда переменная… Он даже бумбокс пинком заглушил от огорчения…
Узбеки спросили, где, мол, Абдулло-устод? Он у них вроде мастера был.
– В деревне, – сказал вербовщик. – Объясняет местным, как правильно плов готовить, мы обедать туда пойдём…
Выходит, не пустая деревня. Так зачем же туда с охранником идти? И оператор – он что, приготовление плова снимал?
– Не увидим мы больше деда, – еле-еле слышно сказал я Умару.
– Похоже на то, – шепнул учитель. – Что делать будем?
– У них четыре ствола, – сказал я.
В рабство деда, что ли, продали? Так это не Кавказ, да и не слышал я, чтобы в Украине такое происходило…
У них четыре ствола, а у нас только ножи – не сочли нужным даже обыскать нас. Ножи хорошие, восточные, настоящие пчаки… Но что ножи против автоматов?
Вербовщик между тем выбрал ещё одного парня, на этот раз самого молодого, Фарика. А Фарик происходил из какого-то горного кишлака, который даже по восточным понятиям считался Тмутараканью, и русского он вообще не понимал.
– Пусть сушняка заготовит, – сказал вербовщик. – Мы проводим его до места…
За сушняком с видеокамерой? Интересно. Что же эти ребята с людьми делают? Куда уводят?
Да ещё под двойным конвоем, потому что давешний «десантник» наотрез отказался идти в одиночку, припахали второго. С нами только один остался…
Прошло минут десять, и услышали мы сперва очередь, а потом долгий такой, высокий, нечеловеческий крик.
Мы повскакивали на ноги, схватились за ножи…
– Сесть на корточки! Руки за голову! – заорал конвоир и дал очередь поверх голов.
Ну, мы и присели, как заключённые на этапе, откуда что и взялось. Фильмов насмотрелись, что ли?
Но всё равно было видно, что парень растерялся – произошло что-то непредвиденное…
Первым вернулся вербовшик, увидел, что происходит, и сказал:
– Вы чего всполошились? Ну, кабан выскочил. Ну, пристрелили его. Не бойтесь, свининой не накормим… Сейчас ребята его разделают, не пропадать же добру…
Наконец выбежали двое конвоиров – белее белого. И кричат на бегу:
– На него не действует! На него не действует!
Что на кого не действует? Чего они так испугались?
Потом вышел из леска оператор, и не по-хорошему вышел – его сзади держал за шкирку человек в белом комбинезоне – такие носят во всяких стерильных лабораториях. И шлем со стеклянным щитком.
И крикнул человек:
– Негодяи! Что вы с людьми вытворяете? Стволы на землю, а то я вашего Феллини к праотцам отправлю!
Высоким штилем изъяснялся Белый… А оператор орал только:
– Вы за это ответите! Вы за это ответите! Он меня убьёт! Вас накажут! Делайте как он говорит!
Они же, гады, не знали, что Белый ходит без оружия. Он, должно быть, палец приставил к спине оператора, а тот и поверил…
Тут вербовщик сделал знак рукой – и охранники подскочили нам, каждый выбрал узбека и приставил к его голове ствол. Один ствол из трёх молдаванину достался.
– Всех положу, – сказал вербовщик. – Отпусти человека по-хорошему…
– И это – человек?! – закричал Белый. – Перепуганного мальчишку бросили на гравиконцентрат, а этот снимал, как его там корёжит!
Я ничего, разумеется, не понял. И про гравиконцентрат услышал впервые. Я понял только, что этот парень в белом вышел один против четверых вооружённых людей, и ради кого? Ради нас, чурок черножопых?
Автоматы наши охранники носили на шее, как эсэсовцы в кино. Так что не сталкеры это были, как ты понял. И мой личный гад, чтобы приставить ствол к моему кудрявому черепу, слегка наклонился…
Выстрелить он не успел – полетел через мою голову, когда я перехватил ствол и дёрнул. Неопытный был парнишка, зря он подписался на это дело. Ну и получил пулю от своего же, а меня прикрыл…
Как я решился на такое – не знаю. Минти наре, конечно, зато силушкой бог не обидел…
Узбеки вскочили как по команде (а может, Умар им чего и крикнул, не знаю), бросились на оставшихся двоих автоматчиков. Подробностей не помню. Троих гастарбайтеров успели положить бандиты, прежде чем узбеки их пошинковали. Вербовщика оставили в живых – пока. Оператора тоже.
Белый не дал их прикончить. Если бы мог, он бы и конвоиров отмазал, добрая душа, но искрошили уже конвоиров на кебаб. А этих двоих потом, конечно, повесили, но уже после сталкерского суда и под наблюдением врача.
Вот так и получилось, что Белый меня спас. Точнее, человека во мне спас. Теперь, выходит, я дважды его крестник.
Потом был большой шум, и вся Зона узнала, что Жареный принял заказ на съёмку от одной московской фирмы. Очень заказчикам хотелось посмотреть, что аномалия с живым человеком может сделать, – то ли в научных целях, то ли так, для развлечения пресыщенной публики. Абдулло-устода в «жарке» сожгли, Фарика по земле размазало…