Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
Сперва группа мотоциклистов.
Потом бесконечная вереница чёрных автомобилей. Водители их при этом выполняли фигуры высшего шоферяжа – три чёрных же «членовоза» то и дело менялись местами, чтобы враг не угадал, в каком из них заключается Главное Тело.
Далее следовали две кареты «скорой помощи».
Две пожарные машины и бензовоз между ними.
Американский школьный автобус с детьми – видны были белые рубашки и приплюснутые к окнам рожицы.
Автоцистерна с надписью «Молоко».
Автоцистерна с надписью «Живая рыба».
Фура с надписью «Живые цветы».
Автобус-«мерседес» с надписью «Русские русалки», причём из люка, несмотря на зиму, высовывалась по пояс пригожая девица в серебристой чешуе и приветственно махала голой ручкой.
Пять армейских кунгов с надписью «Перевозка людей запрещена».
Автокран и два грузовика с песком.
Грузовик с прицепленной к нему полевой кухней.
Потом пошли машины с региональным начальством, их охраной и обслугой, и не было конца этой гордой мелочи…
Так, во всяком случае, рассказывал потом Печкин в баре «Хардчо». А последним, утверждал он, катил катафалк ритуальных услуг, украшенный венками от безутешных.
Но это уж он приврал…
– Всё, – облегчённо выдохнул сержант Архипкин. – Товарищ полковник, можно мы у вас погреемся?
– Валяй, – сказал Майор. – Поморозил щёку, сынок. В «хаммере» и вправду было тепло.
– Слава богу, – сказал Архипкин. – Что бирку нам не выкинули.
– А то бы что? – сказал Печкин.
– А то бы мы стояли и ждали, когда с нами разбираться приедут. Всё-таки нарушение… Обошлось!
Печкин сказал:
– Ребята, а если бы мы не остановились?
– Тогда на таран, – развёл руками сержант.
– Неужели вы рискнули бы жизнью за Сергей Сергеича? – сказал Печкин.
Сержант Архипкин явно подозревал в нём представителя организации, испытывающей человеков, но всё-таки ответил честно:
– Да я его люблю не больше вашего. Только без него ведь потом такая хрень бы началась и анархия! Люди-то при чём?
– Молодец, – сказал Майор. – Верно мыслишь.
– Служу России, – сказал сержант.
И журналист подумал, что прежнее «Служу Советскому Союзу!» звучало гордо и чётко, словно три выстрела, а «Служу России!» как-то грустно выходит, не хватает чего-то… Язык не обманешь!
– Вы, если ехать вам в ту сторону, так езжайте, – сказал Архипкин, у которого горела щека от обработки домашней варежкой. – А то скоро попрут в ту сторону народные массы – за это время там столько скопилось – до утра будете выгребаться. Когда Домнушка принимает, на трассе чёрт-те что творится… Но это уж не наша забота, мы из соседней области!
Патрульные откозыряли, покинули салон, сели в свою машину. «Вольво» лихо развернулась и помчалась в сторону города Кошкина, навстречу желающим потолковать с блаженной.
– А сходим-ка и мы к Домнушке, – сказал вдруг Печкин. – Пусть установит, кто такой Паша Черентай на самом деле…
– Не надо, – пискнул Черентай.
– Зачем, – сказал Майор. – Или ты тоже. Как все. Русская Ванга.
– Да нет, – сказал Печкин. – Только надо же нам как-то в этот «Глубокий сон» попасть!
Глава двенадцатая
Санаторий «Глубокий сон» был окружён высокой кирпичной стеной – можно было бы предположить, что раньше это здание было тюрьмой, но нет – не древняя кладка была, и кирпич какой-то затейливый, с вытисненным узором.
Ворота в стене тоже выглядели современно, в стиле «техно» – с какими-то датчиками, со множественными глазками камер.
– Ментовскую сбрую снимем? – сказал Печкин. – В гражданке пойдём?
Майор поколебался.
– Снимем, – решился он. – Тут серьёзно. Тут и запрос могут. Особенно после. Такого визита.
– Хотел бы я знать, о чём Сергей Сергеич её спрашивал, – сказал Печкин. – Была бы у меня сенсация…
– Перетопчешься, – сказал Майор.
– А вот шапочку-маску я оставлю, – сказал Печкин. – Жарко мне в топтыгинском подарке. Не сперли бы это лохматое чудо!
Майор вышел из машины, подошёл к воротам и нажал единственную кнопку.
– Ваш номер, – прозвучал безжизненный дамский голос.
– Седьмой, – сказал Майор, потому что сказать «первый» было бы неубедительно.
– Вы академик Брыксин?
– Да, – сказал Майор. – Хрен ли там. Академик.
– Вставьте в драйвер вашу личную карточку.
– Какую. Карточку.
– Карточку посетителя. Когда вы записывались на приём, вы получили карточку посетителя. Вставьте её.
– Вставь себе, – сказал Майор. – Монгольский вибратор. Четырёхлопастной. С изменяющейся геометрией.
– Не хулиганьте.
Печкин понял, что Майор может всё испортить, если не уже. Он подошёл поближе, наклонился к дырочкам микрофона и сказал:
– Простите его. Он волнуется. Мы привезли больного.
– У нас нет больных. У нас отдыхающие. Это санаторий.
– Пусть будет так, – сказал Печкин. – Мы привезли отдыхающего. Он в критическом состоянии. Мы заплатим.
– К сожалению, мы никого не принимаем в приёмные дни, – сказала дама с некоторым даже сочувствием.
– Так они же приёмные, – сказал Печкин, чувствуя себя персонажем не то Кафки, не то Ионеско.
– Я имею в виду дни, когда принимает Домнушка, – пояснила невидимая дама. – Если вы к ней, то у нас предварительная запись.