Муха с капризами (с илл.)
Шрифт:
Тут Рыжий заметил утиный маневр.
«Вон отсюда, крякушки!» — рявкнул он и подскочил к Кашпереку.
«Караул, караул, караул!» — заорал Кашперек не своим голосом и кинулся бежать.
Меланка, на которую Рыжий бросился в свой черёд, завопила ещё отчаяннее и шариком покатилась по земле.
С разгона Меланка налетела на Беляша, Беляш — на Лысуху. Лысуха отлетела от Кашперека и наскочила на Чернушку.
Вопли, крики, шум! Но всё перекрыл голос Тузика:
«Рыжий, — тётка Катерина!»
Увы,
Привлечённая шумом, тётка Катерина выбежала на улицу. В ярости она схватила резиновый шланг для поливки огорода, отвинтила кран и пустила струю воды в курятник.
Куры вскочили на насест. Утки спрятались в свои ящички. На месте остался только Рыжий.
Вы, вероятно, не забыли, что Рыжий отчаянно боялся воды. Так представьте же себе, как ему было приятно, когда тётка Катерина обдала его ледяной струёй…
Он извивался вьюном, визжал, метался как ошалелый. А дверца закрыта! Тётка поливает и приговаривает:
— Будешь лазить в курятник? Будешь уток объедать?
«Ой, не буду, не буду!» — визжал Рыжий, стараясь ускользнуть от водяной струи.
Наконец тётка Катерина угомонилась, завернула кран и отворила дверцу.
Рыжий вылетел во двор. Единым духом очутился на улице и испарился.
Тузик, проводив его презрительным взглядом, с достоинством подошёл к тётке, вильнул несколько раз хвостом и сказал ей вежливо:
«Вот я никогда не вхожу в курятник».
И подсунул свою голову под руку Катерине, ожидая, что она его погладит.
Но Катерина была не расположена к нежностям, а потому отпихнула собаку и ушла на кухню.
Она забыла закрыть за собой дверь. И, улучив минуту, когда она отвернулась, Тузик осторожненько пробрался в сени. Вошёл в кухню.
Старательно вылизал там всё, что можно было лизать. Заглянул в комнату. Тишина. Вошёл. И сразу ему ударил в нос изумительнейший запах.
«Что это такое? — подумал он. — Мясо?»
Пошёл на запах. В углу около буфета — там, где помещалась собачья школа, — стоял столик. Обыкновенно на этом столике не было ничего интересного. Ну чашка или там кринка из-под молока — не стоило обращать внимания. Но сегодня! Сегодня там стояла тарелка, а на этой тарелке — о чудо! — котлеты!
Тузик глазам своим не поверил. Он тщательно обнюхал мясо, облизнулся.
«Тузик, не тронь! — сказал он сам себе. — Тузинька, ты ведь порядочный пёс. Нельзя, Тузик!»
Он снова и снова повторял себе эти предостережения.
Трудно понять, как это получилось, но котлета попала ему в зубы. Ей-богу, сама подвернулась!
«Тузик, опомнись!» — сказал себе пёс. Но котлеты уже не было.
Вторая котлета тоже таинственным образом оказалась на полу. И как она ухитрилась? Непонятно! Ну что же — оставить её валяться на полу? Да кому нужна такая грязная котлета?
Что было делать бедному Тузику? Пришлось съесть и вторую котлету. При этом он так спешил, что чуть не подавился.
Вылизав пол дочиста, проследовал дальше. Зашёл в другую комнату. И сразу же наткнулся на Санди. Английское чудо-юдо лежало, свернувшись клубком, в корзиночке и дрожало от холода, несмотря на свой клетчатый фрак.
Оно злыми глазами посмотрело на Тузика, который как хорошо воспитанный пёс приближался к нему, приветливо оскалив зубы и дружелюбно виляя хвостом.
«Куда лезешь, дворняга несчастная?» — злобно заворчал Сандик.
«Ты что-то сказал?» — спросил его Тузик совершенно спокойно.
«Я сказал, что ты дворняга! И пахнет от тебя так противно, что я сейчас чихну, если ты не уберёшься! А я, да будет тебе известно, недавно перенёс простуду, и чихать мне вредно!»
Тузик пропустил всё это мимо ушей. Он был занят кое-чем другим. Ему очень понравилась подушка, на которой лежал Сандик. И корзинка.
«Неплохая постелька», — сказал он с уважением.
«Будь уверен!» — буркнул Сандик и перевернулся, устраиваясь поудобнее на своём ложе.
«Мягко тут, наверно», — продолжал Тузик.
Но Санди не удостоил его ответом. Он закрыл глаза и притворился спящим.
«Я тебя спрашиваю — мягкая подушка или нет?» — повторил Тузик.
Санди молчал.
Что ж делать псу, который на серьёзный вопрос не получает ответа? Нужно попытаться найти ответ самому, правда? Так Тузик и поступил.
Осторожно, полегонечку, чтобы не показаться нахалом, он поставил одну лапу на подушку. Подождал минутку. Поставил вторую. «Мягко тут лежать, очень мягко», — сказал он вежливо Сандику и опёрся левой задней лапой о край корзины.
Потом поставил правую лапу. И уселся на краю подушки, наслаждаясь тем, как тут мягко и уютно. Сандик не шевелился.
Тогда Тузик осторожненько лёг на подушку. На самый краешек, понятное дело.
«Тебе тут достаточно места, правда?» — вежливо спросил он.
Не получив ответа, понял, что действительно никому не мешает. Тут он улёгся поудобнее. Вытянул лапы.
«Убирайся отсюда!» — зарычал разъярённый Сандик.
«Фу, какой ты жадюга! — укоризненно сказал Тузик. — Съем я твою подушку, что ли?»
«Да мне уже лежать негде, я сейчас упаду!» — бесился Сандик.
«Нет, нет, не падай — тебе это может повредить. Лучше сойди сам!» — посоветовал Тузик и разлёгся так привольно, что Санди очутился на полу.
«Ай-ай-ай! Отняли корзинку! Спихнули меня с подушки!» — скулил англичанин.
«Фу-у, как нехорошо жаловаться! Да не будь ты таким жадным! — выговаривал ему Тузик. — Погоди, дай мне немножко полежать. Сейчас пущу тебя».
Но Санди не угомонился. Он долго скулил, визжал. Наконец с плачем побежал к своей хозяйке.