Multi venerunt, или Многие пришли
Шрифт:
– Хорошо, пусть Грегори рисует, – согласился старый катар. – А то я уже подумывал выбросить краски, которые у нас оставил Данье.
– Пройдём за мной, Грегори! – позвала юношу Вероника.
Зайдя в дом, девушка вытащила из-под лежанки небольшой подрамник и маленький сундучок, который выставила на стол. Вероника открыла крышку сундучка – в нём лежали свёрнутые холсты, кисти, шпатель, квасцы и красители в маленьких закупоренных баночках. У Грегуара загорелись глаза.
– Прекрасно! Только мне ещё понадобятся яйца, чистая вода, и уксус, – сказал Грегуар, потирая руки.
– Я сейчас принесу уксус и кувшин с чистой водой, а за яйцами надо сходить к старому Давиду, который живёт на другом конце деревни. Он держит кур и коз. Давид ест курятину, яйца и даже козлятину, – поморщившись, сказала Вероника.
– Он католик?
– Нет. У него своя вера. Он давно поселился в нашей деревне. Старый Давид живёт спокойно, никому не мешает и его никто не обижает. Катары ко всем иноверцам относятся терпимо. Я схожу к нему и принесу несколько яиц.
Вероника выставила на стол кувшин с водой и плошку с уксусом, взяла стоявшую в углу корзину и вышла из дома. Не успел Грегуар рассмотреть разноцветные порошки, находившиеся в баночках, как Вероника вернулась с корзиной, на дне которой лежали яйца.
Вскоре Вероника вместе с дедом отправилась на пасеку.
Юноша приготовил краски, натянул на небольшой подрамник холст, взял кисть и начал писать по памяти картину. Вначале он изобразил на холсте дерево, росшее на берегу реки, и придирчиво посмотрел на своё творение. Грегуар помнил, как писал миниатюры его учитель, и понимал, как ему далеко до мастера Данье. Краски на картине Грегуара были тусклые, и дерево вышло непохожим на то, которое он видел на берегу.
Не завершив работу, Грегуар решил прогуляться и направился к реке. За прибрежным кустарником Грегуар услышал плеск воды и осторожно выглянул из-за ветвей. В реке он увидел купающуюся обнажённую Веронику.
– Как ловко она плавает, словно рыбка, эта милая плотвичка из Сомбре! – прошептал Грегуар.
Обнажённая юная купальщица, плескавшаяся в прозрачной воде, была прекрасна. Грегуар понял, чего не хватало на картинах известных художников – обнажённых юных красавиц. Его учитель Данье тоже никогда не писал их. По крайней мере, Грегуар ни одной такой картины не видел. Тут в висках юноши стали по очереди стучать назойливые молоточки и звенеть нежные колокольчики.
«Грех изображать такое! Тебя накажет Господь!», – грубо стучали молоточки.
«Господь даровал людям красоту и любовь!», – мелодично звенели колокольчики.
«Так никто не делает. Писать картину, на которой изображена купающаяся девушка, нельзя – это страшный грех! Ведь на Веронике нет одежды!», – протестовали молоточки.
«И птицы, и рыбы, и звери не носят одежду. А ведь как красивы парящие в небе птицы, и скачущие по дороге лошади, хотя на них нет и лоскутка одежды!», – ласково трезвонили колокольчики.
«Это запрещено! Тебя потом покарают. И если это сделает не Господь, то католические священники и папские солдаты!», – предупреждали молоточки.
«Всё обойдётся. Если бы карали всех талантливых людей, на Земле прекратилась бы разумная жизнь. Сами священники и солдаты будут втайне любоваться твоим творением», – веселились колокольчики.
«Женское тело греховно уже само по себе, им нельзя восхищаться, тебя осудят не только католики, но даже катары», – бубнили молоточки.
«Твоей картиной станут восхищаться нормальные люди, а благочестивые католики будут пускать слюни от удовольствия!», – игриво смеялись колокольчики.
«Ты сгоришь в аду!», – злились молоточки.
«Спустя века обнажённых женщин будут рисовать великие художники, не страшась угроз церкви и осуждения людей», – сообщили колокольчики.
«Никогда такого не будет!», – возмущались молоточки.
«А вот и будет! И никто этому не станет удивляться», – уверяли колокольчики.
«Даже мыслить об этом не смей! Иначе ты погубишь свою душу!», – угрожали молоточки.
«Ничего не бойся! Ты совершишь благое дело. Другого случая не представится. Пиши картину сейчас!», – настаивали колокольчики.
И тут у Грегуара от восторга перехватило дыхание – он увидел выходившую из воды прекрасную Веронику. Прошедшей ночью он не видел всех изящных линий и завораживающих изгибов её тела. На чистой коже красавицы под солнечными лучами искрились капельки воды. На её левом плече выделялось родимое пятно в форме рыбки.
Грегуар не стал дожидаться, когда Вероника его заметит, и поспешил незаметно отойти подальше от берега реки. Он возвратился в дом, где застал вернувшегося с пасеки старика, который прилёг на лежанку. На столе стоял жбан с золотистым душистым мёдом.
– Грегори, ты не видел Веронику? – спросил старик. – Я вернулся один. Вероника решила искупаться в реке.
– Нет, я её не видел, – снова соврал юноша.
– Отведай мёд! – предложил старик.
– Не хочу.
– Как вижу, ты решил всерьёз заняться рисованием. Весь стол перепачкан красками.
Грегуар стал тряпкой оттирать стол от краски. Тут дверь отворилась, и в дом вошла Вероника с мокрыми волосами. Юноша не сводил с неё глаз. Даже теперь, когда на ней было чёрное платье, а голову покрывал чепец, она была прекрасна. Заметив на себе восторженный взгляд Грегуара, Вероника смутилась.
– Как же ты долго купалась, внученька! Я уже стал волноваться. Ещё немного и я послал бы за тобой Грегори, – сказал старик.
– Вода тёплая – видно успела прогреться после непогоды и сильного ливня. Не хотелось выходить на берег, – объяснила Вероника.
– Что ж, я уже отдохнул. Пойду задам овса лошади, – сказал Мартин.
Старик встал с лежанки и вышел из дома. Когда за ним затворилась дверь, Вероника спросила:
– Куда ты ходил, Грегори?
– Вышел немного размяться. Погулял по деревне.