Multi venerunt, или Многие пришли
Шрифт:
Грегуар проснулся вечером, когда стало смеркаться. На соседней лежанке спал хозяин. Юноша вышел на улицу.
– Выспался? – спросила сидевшая на крыльце Вероника. – Я уже успела постирать твою рубаху. На солнце она быстро высохла.
– Спасибо. Как же сладко я спал! – потянувшись, сказал Грегуар.
– Пойдём к реке, – предложила Вероника.
Они вышли за пределы деревни. У реки, к берегам которой подступали ольховые заросли, было тихо, лишь мерно журчали речные струи.
– Здесь река намного шире, чем возле нашего дома. Тут очень красиво, – сказал Грегуар.
– Я часто сюда прихожу, – сказала Вероника.
Неожиданно для себя, он привлёк её к себе и поцеловал в щёку.
– Не надо, – отстранившись, сказала Вероника.
– Понимаю. У вас, катаров, не принято целоваться?
– Дедушка будет недоволен, если об этом узнает. Пора возвращаться домой, – решила Вероника.
Они направились к деревне. Возле сарая Вероника остановилась и сказала:
– Переночуешь здесь, на сене. В этом сарае часто ночуют странники.
Грегуар приоткрыл дверь и заглянул в сарай. Из темноты послышался громкий всхрап. От неожиданности юноша вздрогнул.
– Не пугайся. Это Аврора, – сказала Вероника.
– Я не боюсь, – сказал Грегуар и шагнул в темноту.
И в этот же момент на него упало что-то тяжёлое и мохнатое. Раздался пронзительный визг. Юноша успел прикрыть лицо локтём и спихнуть с себя визжащее существо.
– Кто это? – спросил перепуганный Грегуар.
– Бушар. Ты его тоже напугал, – засмеялась Вероника.
– Вот же зверюга! – постепенно приходя в себя, проговорил Грегуар.
Скрипучая дверь закрылась. И тут нежные руки Вероники обвили его шею. Голова у него закружилась, он сделал шаг в сторону, обо что-то споткнулся и упал на ворох душистого сена, увлекая за собой Веронику.
– Что ты делаешь, Грегори? – тихо проговорила девушка, когда Грегуар поцеловал её в податливые губы.
Замирая от предчувствия близкого счастья, Грегуар прошептал:
– Я люблю тебя, Вероника!
– Поцелуй меня ещё раз, Грегори! – прошептала Вероника.
В это мгновение Грегуар решил, что очутился в раю…
Грегуар проснулся, когда сквозь щели в стенах сарая стали пробиваться тёплые солнечные лучи. Рядом с ним безмятежно спала Вероника. Юноша с восторгом посмотрел на красавицу. Взгляд его задержался на её левом плече, на котором выделялось коричневое родимое пятно в форме рыбки. Вероника потянулась и, приоткрыв веки, тут же встала. Она стряхнула с платья сухие травинки, вышла из сарая и направилась в дом.
Грегуар почувствовал на себе чей-то взгляд. Он повернул голову и увидел лошадь, осуждающе косившую на него карим глазом. Юноша смутился и вышел на улицу. Навстречу ему из дома выпорхнула Вероника и, с укором взглянув на Грегуара, сказала:
– Хорошо, что дедушка всё ещё спит. Он не знает, где я провела ночь.
– Вероника, я люблю тебя! – воскликнул Грегуар.
– Молчи, грешник!
– Хорошо, я буду молчать, – пообещал юноша. – Надеюсь, нас с тобой не казнят твои односельчане, если узнают, что мы с тобой были вместе?
– Катары никого не станут убивать. Это мой и твой грех, который надо искупить.
– Теперь несколько дней нам нельзя ни есть, ни пить?
– Теперь нам надо каяться перед Господом.
– Согласен. Только можно вечером снова с тобой встретиться?
– Ты страшный грешник и безумец, Грегори!
– Мне сейчас так хорошо, что я готов сочинять стихи или написать картину, – сказал Грегуар.
– Ты умеешь рисовать и сочинять стихи? – удивилась Вероника.
– Немного. Отец несколько лет назад нанял бродячего художника, который всё лето учил меня писать картины.
– Надо же! А у нас гостил художник, который оставил кисти и краски. Оливия пыталась разрисовывать красками холст, но у неё ничего не вышло.
Вероника тяжело вздохнула.
– Ты любишь сестру? – спросил Грегуар.
– Да. Мне страшно за неё.
– Она спасётся. Вот увидишь!
– Я каждый день молюсь за неё… Так тебе принести краски и холст?
– Принеси, – обрадовался Грегуар. – Я хочу написать реку и восход солнца. Мне хочется изобразить виноградники, реку и далёкие холмы.
– Ты рассуждаешь как тот художник, который недавно останавливался у нас. Он тоже изображал на холсте деревья и жителей деревень с мотыгами в руках. Жаль, что свои картины он унёс с собой.
– Как звали того художника?
– Данье. А путешествовавший вместе с ним трубадур Патрис даже посвятил мне стихи, – сказала Вероника.
– Вот как… Я тоже посвящу тебе стихи, – пообещал Грегуар.
– Не переживай! Патрис был влюблён не в меня, – улыбнулась Вероника. – Он вздыхал по Оливии и посвящал ей намного больше стихов, чем мне.
– А ведь Данье и мне давал уроки рисования, – сказал юноша.
На крыльцо вышел Мартин и, прищурившись, посмотрел на поднявшееся над холмами малиновое солнце.
– Как спалось, дедушка? – спросила Вероника.
– Спал, как убитый, – признался старик. – А вы, как гляжу, не выспались, хотя ты, Грегори, и проспал вчера полдня.
– Лошадь в сарае всю ночь всхрапывала над ухом, – соврал Грегори.
– А я всё переживаю за Оливию, поэтому тоже плохо спала, – сказала неправду Вероника.
– Что сегодня будете делать? – спросил старик.
– Ты разве забыл? Ведь мы с тобой собирались сходить на пасеку за лавандовым мёдом, а Грегуар хочет написать картину, – сказала Вероника.
– Я не приветствую это баловство. Художники занимаются ненужным делом, – недовольно проворчал старик. – К тому же мы, катары, не признаём иконы.
– Но я решил написать вовсе не икону, – заметил Грегуар.
– Всё равно. Всё это блажь! – буркнул Мартин.
– Дедушка, Грегори в своё время учился у нашего знакомого Данье, – сообщила Вероника.