Муми-папа и море
Шрифт:
Муми-папа вытащил окуня весом в фунт. Он поднял большой шум по этому поводу, пыхтя и сопя, шлепая по воде, кидая окуня на камни, – все для того, чтобы как можно больше досадить рыболову. Он посмотрел на неподвижную серую фигуру, глядящую в море.
– Эта щука, наверное, весит около пяти фунтов! – сообщил он, пряча окуня за спиной. – Трудненко будет коптить!
Рыболов не сдвинулся ни на дюйм.
– Это проучит его! – бормотал Муми-папа. – Подумать только – бедный смотритель маяка говорил и говорил о себе, а этот... этот маленький рачок даже не слушал. – И он зашагал к маяку, крепко сжимая
Малышка Мю сидела на ступеньках маяка, распевая одну из своих монотонных песен для дождливой погоды.
– Привет, – сказал Муми-папа. – Я злюсь.
– Хорошо! – одобрила Малышка Мю. – У тебя такой вид, будто ты сделал из кого-нибудь настоящего врага. Это всегда помогает.
Муми-папа бросил окуня на ступеньки.
– Где она? – спросил он.
– Копается в этом своем саду, – ответила Малышка Мю. – Я отдам ей рыбу.
Муми-папа кивнул и пошел к западной части острова. "Я буду рыбачить под самым носом у этого типа! Я выловлю всю рыбу до одной. Я им покажу..."
Истрепанные сети висели под лестницей в маяке и были позабыты. Муми-мама больше не упоминала о маленьких полочках и мебели, а пятно на потолке увеличивалось с каждым дождем. Люк оставался закрытым.
Муми-папу не заботило ничего, кроме рыбной ловли. Он на целый день уходил с удочкой и возвращался домой только поесть. Он отправлялся рано утром и никому не позволял сопровождать себя. Он больше не пытался вывести рыболова из себя: не интересно дразнить такого маленького человечка, да к тому же не желающего сердиться. В голове у Муми-папы была только одна мысль: добыть пищу для семьи. Свой улов он всегда клал на ступеньки маяка.
Если попадалась крупная рыба, он нес ее на берег и коптил. Он сидел перед печью, подбрасывая туда ветку за веткой, чтобы огонь горел ровно, потом осторожно перекладывал рыбу песком и камешками, собирал можжевеловые веточки и ольховые щепки, чтобы приготовить рыбу правильно. Остальные редко видели его. Ближе к вечеру он для разнообразия пробовал удить в черном озере, но там никогда не клевало.
Когда все садились вечером в кружок и пили чай, он не говорил ни о чем, кроме рыбы и рыбалки. Он не хвастался в своей обычной милой манере, а читал длинные лекции, которые Муми-мама выслушивала смущаясь и недоумевая и не очень много узнавая о крючках и ловле рыбы.
"Это не игра, это серьезно, – думала Муми-мама. – Я набила соленой рыбой все банки и емкости, которые у нас есть, а он все рыбачит. Конечно, здорово иметь много еды, но почему-то, когда ее было меньше, было веселее. Я думаю, это море расстраивает его и делает таким".
Муми-мама надевала изумрудный пояс каждый день – только для того, чтобы показать Муми-папе, как он ей нравится, хотя такие нарядные вещи носят только по воскресеньям. И это было слегка утомительно: кусочки стекла цеплялись абсолютно за все, а рис осыпался, если двигаться недостаточно осторожно.
Мумимамин новый сад был готов – сверкающий круг из водорослей у подножия скалы, на которой стоял маяк. Она выложила сад маленькими камешками, поскольку море отказывалось обеспечить ее ракушками. В центре были розовые кусты, привезенные из дома, они росли в земле, в которой приехали. Одна роза собралась расцвести, но было сомнительно, успеет ли она. Ведь давно уже наступил сентябрь.
Муми-мама часто мечтала о цветах, которые она посадит, когда опять придет весна. Она рисовала их на подоконнике северного окна. Каждый раз, когда она сидела, глядя из окна на море, она рассеянно рисовала цветок, думая о чем-то совсем другом. Иногда она удивлялась при виде собственных цветов: они будто выросли сами, но от этого они делались еще прекраснее.
Теперь, когда не было воробьев, место у окна стало одиноким. Они улетели на юг в ветреный, дождливый день, и никто этого не видел. Остров странно притих; Муми-мама привыкла к чириканью воробьев и их непрестанной болтовне по вечерам. Сейчас она видела только чаек с желтыми неподвижными глазами, проносившихся мимо окна, да слышала крики аистов, летевших на юг – далеко на юг.
Поскольку Муми-мама и Муми-папа думали о других вещах, неудивительно, что они не замечали, чем занимается Муми-тролль. Они ничего не знали о чаще и поляне, они понятия не имели, что каждую ночь после восхода луны Муми-тролль идет на берег со штормовым фонарем.
Что видела и думала Малышка Мю – не знал никто. Большую часть времени она следовала за рыболовом, но они едва ли когда-нибудь разговаривали. Они лишь терпели друг друга, довольные друг другом и взаимно независимые. Ни один из них не пытался понять другого или произвести впечатление на другого; а это тоже иногда доставляет удовольствие.
Так обстояли дела на острове в ту осеннюю ночь, когда вернулись морские лошади.
Идти на берег со штормовым фонарем было для Муми-тролля не внове. Муми-тролль привык к Морре; она и в самом деле была скорее надоедлива, чем опасна. Собственно, он не знал, ходит ли на берег ради нее или в надежде увидеть морских лошадей. Он просыпался сразу после восхода луны и просто не мог оставаться в постели.
Морра всегда была там. Она стояла в воде, следя за движениями штормового фонаря. Когда Муми-тролль гасил фонарь, она уплывала в темноту, не издавая ни звука, а он шел домой.
Но каждый раз она подходила чуть ближе. Сегодня она сидела на песке, ожидая.
Муми-тролль остановился у ольшаника и поставил фонарь на землю. Выйдя на берег, Морра нарушила ритуал. Это было неправильно. Ей нечего делать на острове, она представляла опасность для всего растущего здесь, для всего живого.
Как всегда, они стояли друг перед другом в молчании. Вдруг Морра отвела глаза от фонаря и посмотрела на Муми-тролля. Раньше этого не случалось. Глаза у нее были такие холодные, взгляд такой напряженный! Берег наполнился быстрыми тенями, когда луна спряталась за тучу и появилась опять.
Морские лошади проскакали галопом вдоль берега от мыса. Не обращая ни малейшего внимания на Морру, они гонялись друг за другом в лунном свете, бросая вверх радужные брызги и прыгая через них. Муми-тролль заметил, что одна из них потеряла подкову. У нее осталось только три. И ее одежду действительно украшали цветы, похожие на маргаритки, которые были мельче на ее шее и ногах. Или это были водяные лилии, что, наверное, еще поэтичнее. Она перепрыгнула через штормовой фонарь, и тот упал на песок.