Мумия из семейного шкафа
Шрифт:
Можно представить, какое облегчение испытал таксист, остановив машину перед нашим домом. Отсчитывая сдачу и косясь краем глаза на Алину, он пробурчал:
— Сколько раз себе говорил: «Коля, не вези пациентов из отделения «Нервных болезней» — сам нервным станешь». Посмотрите на мои руки — такими руками сейчас только муку просеивать.
Он протянул мне деньги. Три купюры сотрясали воздух, как веер. Действительно, поездка с моей подругой отняла у парня не один год жизни. Зато Алина, отыгравшись на таксисте, была спокойна как в лучшие времена. Выйдя из такси, она задрала голову вверх и посмотрела на свои окна.
— В любом случае дома лучше. Ты говорила, Степа сегодня ночевала у меня?
— Да, она не захотела оставлять квартиру без присмотра.
— Мудрое решение. И что? Все нормально? Было тихо?
— Да, — опасаясь за Алинино здоровье, вдруг ее истерия вернется, я решила умолчать о том, как кто-то открывал ночью дверь и пытался попасть в квартиру.
Я дернула на себя дверь в подъезд и нос к носу столкнулась с Сергеем Петровичем Воронковым, капитаном полиции, с которым мы за последнюю неделю уже два раза встречались. От неожиданности я вскрикнула, а потом испугалась. Испугалась за Степу. У меня даже внутри все похолодело. Ни для кого не секрет — полиция появляется там, где случается несчастье. В подъезде десять квартир, но я в этот момент была уверена, что спускался он именно из Алининой квартиры. И лицо у него было чересчур серьезное, и на нас он смотрел слишком уж сурово.
«Точно, что-то со Степой случилось», — подумала я и с немым вопросом в глазах воззрилась на Воронкова.
— Добрый вечер, — поздоровался Сергей Петрович.
Минуту он с любопытством смотрел на Алинины розовые тапочки с лебяжьей опушкой, шедевр мещанского быта, потом перевел взгляд на лицо моей озябшей подруги.
— Не холодно? — участливо спросил он.
— Если вы так и будете стоять на проходе, я вообще превращусь в глыбу льда и умру от переохлаждения. Моя смерть будет на вашей совести, — пригрозила Алина.
— Ах да, конечно, заходите. Я только что из вашей квартиры. — Воронков сделал шаг в сторону, пропуская нас в подъезд.
Мое сердце часто забилось. Видно, нервы совсем ни к черту. Хотела спросить, но так и не смогла, язык словно к небу прирос.
Вопрос вместо меня задала Алина:
— А к нам-то зачем приходили? Давно не виделись?
Сергей Петрович молчал.
— Степочка, — заскулила я, уже представив ее в луже крови, растерзанной хладнокровным убийцей.
Я мучилась в ужасных догадках, а Воронков, как назло, не говорил ни «да», ни «нет».
Наконец он усмехнулся и как-то уж совсем весело спросил:
— Что, Марина Владимировна, сами уже не справляетесь? Тетку на подмогу позвали? Она у вас главный аналитик?
— О чем вы? — Алина состроила Воронкову удивленные глазки.
— Я? Да вот, думаю, зайду. Что-то вы мне давно на глаза не попадались. А вы, оказывается, тетку вызвали. Хотел с ней по душам поговорить, о планах на будущее узнать, а она молчит. Не тетка у вас, Марина Владимировна, а прямо партизан. Молчит, только глаза бесовским огнем горят. А это верный признак того, что у нее что-то на уме. Я помню этот взгляд, помню.
Да, было дело, было. В прошлом году мы с Алиной встряли в одну неприятную историю. Не обошлось и без похищения. Целую ночь мы тогда провели в сыром и холодном подвале, смерившись с мыслью, что нас никогда не найдут. И не нашли бы, если бы не Степа. Наша преданная Степа поставила на уши весь районный отдел полиции. Так и сказала, что никуда из полиции не уйдет, пока не начнутся поиски. Она и освобождать нас ездила. Вот такая боевая наша тетя Степа.
— Значит, с ней все в порядке?
— С вашей Стефанией Степановной? — переспросил Воронков. Вот ведь противная личность! Видит, что я волнуюсь, а нормально сказать не может. — С ней все путем. А что с вами, Алина Николаевна? Бледненькая вы какая-то.
— Замерзла, — посиневшими губами ответила Алина и, не прощаясь, пошлепала в тапках на третий этаж.
Воронков проводил Алину пристальным взглядом.
— Хотел с вами поговорить, но времени уже нет, бежать надо, срочно вызывают в управление. У вас все нормально?
— Вы у меня спрашиваете? — растерялась я.
— А здесь еще кто-то есть? — решил пошутить Воронков.
— Нет, вы меня имеете в виду?
— Я имею в виду всю вашу троицу. Неспокойно у меня на душе, — признался капитан.
— Как я вас понимаю. У меня тоже кошки на душе скребут, — в унисон ответила я.
— Так облегчите душу, — предложил Сергей Петрович.
Я с сомнением посмотрела на него.
«Может, рассказать ему об этой злополучной квартире, о топоте ночью, о скелете? Ага, как же! О скелете непременно надо рассказать Сергею Петровичу! Тогда в отделение психиатрии упекут не только Алину, но и меня», — подумала я и решила на время отложить чистосердечное признание.
— Спасибо, что не забываете, до свидания, — откланялась я и бросилась догонять Алину.
Взобравшись на третий этаж, я застала Алину в Степиных объятиях.
— Как я рада тебя видеть. Ну что, подлечилась?
— Степа, в этой больнице вылечиться нельзя, а вот последнее здоровье потерять — это запросто. Если бы ты знала, как со мной там обращались. Ужас! Холодно, голодно. Обслуживание скверное. Не больница, а богадельня! Потому и сбежала. Уж лучше я дома побуду. Покушать есть что?
— А как же! Я котлеток нажарила, пюрешечку сделала, думала вечером тебе отвезти. А ты уже здесь сама. Ну, идем, кормить буду.
Мы мигом оказались за кухонным столом. Степа с умилением наблюдала, как Алина с голодухи сметает все подряд.
— Ой, Степочка, котлетки у тебя душевные! Ничего, если я третью возьму? — Алина голодным взглядом была готова съесть не только третью, но и четвертую, и пятую, и шестую. — Детвора небось довольна? Ты им уже пирожки с вишней испекла?
— Ой, девочки, — вдруг запричитала Степа. — Я же совсем об Олеге забыла. Он же днем звонил, спрашивал, к кому я приехала — к нему или к тебе, Алина. Так нехорошо говорил со мной, вроде как обиду на меня затаил. Я пообещала сегодня вечером вернуться с пирожками. И забыла. На базар за дрожжами бежать поздно, в вашем магазине продаются только сухие, а я с ними как-то не в ладу.