Мумия

Коллинз Макс Аллан

Эвелин проигнорировала грубоватые насмешки конкурентов и повернулась к О'Коннеллу:

– После того как вы с Джонатаном поднялись на­верх, я обнаружила еще кое-что.

– Надеюсь, тебе не пришло в голову в одиночку бродить по лабиринту? – нахмурился Рик.

– Нет, конечно! Я обнаружила это в гробу нашего «друга».

С этими словами она развязала принесенный ме­шочек и вытряхнула его содержимое на песок так, чтобы О'Коннелл и Джонатан смогли оценить ее на­ходку: несколько панцирей каких-то жуков.

Джонатан, ненавидевший любых насекомых, от­шатнулся:

– Слава Богу, что эти омерзительные жуткие тва­ри давным-давно подохли. Не хотелось бы мне по­встречать такого жука живьем.

– Я бы сказала, что они даже легендарны из-за сво­ей «жути». Это скарабеи – пожиратели плоти. Они могут прожить много лет, довольствуясь плотью тру­па... Кстати, мистер О'Коннелл... У вас не найдется лишнего крысо-кебаба для меня? Я просто умираю с голоду.

– Могу вам его быстро приготовить, – отозвался Рик, удивленно приподнимая брови.

Джонатан продолжал с отвращением смотреть на панцири жуков:

– Не хочешь ли ты сказать, сестренка, что эти от­вратительные твари пожирали плоть нашего трупа?

– Да... и нет. Боюсь, что в случае нашего трупа дела обстояли несколько иначе. Я полагаю, когда они на­чали поедать его, он еще не был трупом.

Джонатан и О'Коннелл обменялись изумленными взглядами, но веря своим ушам.

Благодаря любезности Ричарда Эвелин уже при­обрела персональный шашлык из крысы, который принялась методично прожаривать на огне. Увлечен­ная этим занятием, Эвелин продолжала просвещать членов своей маленькой экспедиции:

– Таким образом, наша теория о том, что при жиз­ни этот человек был большим грешником, имеет пра­во на существование. Видимо, мы были недалеки от истины.

– Значит, ты полагаешь, что он не только был по­хоронен заживо, – начал размышлять вслух О'Коннелл. – Тот, кто поступил с ним таким образом, еще додумался бросить в его гроб и горсточку пожираю­щих плоть жуков? Ну, чтобы они загрызли его до смерти?

Эвелин нахмурилась:

– Я бы сказала, что этих жуков там была не «гор­сточка», а гораздо больше.

– Но что такого мог натворить этот человек, что­бы удостоиться подобных «почестей»? – поинтересовался Джонатан.

О'Коннелл лишь усмехнулся:

– Может быть, он начал заигрывать с дочкой фараона.

– Это самое малое, что могло случиться, – подтвердила Эвелин, медленно поворачивая крысу на огне. – Но, судя потому, что я уже увидела, могу выс­казать одно смелое предположение. Видимо, нашей мумии пришлось пережить самое страшное из всех древнеегипетских проклятий: хом-дай.

И она пояснила, что такая процедура предназначалась лишь для самых порочных людей и злостных святотатцев.

– Но у меня все же остаются некоторые сомнения насчет моей теории, – добавила Эвелин. – Дело в том, что во всех книгах имеются указания на то, что в жиз­ни этот обряд проклятия – хом-дай – никогда так и не был приведен в исполнение.

Джонатан горько усмехнулся:

– Что ж, значит, наша мумия оказалась первой.

– Ты хочешь сказать, что ученые считают, будто такое наказание в действительности ни к кому не при­менялось? Тогда зачем вообще понадобилось его при­думывать?

Эвелин пожала плечами:

– Наверное, оно действовало как угроза, как сред­ство устрашения и сдерживающий фактор. Люди зна­ли, что если кто-то поведет себя уж слишком плохо, ему ой как не поздоровится! Однако в Древнем Египте никто так и не был наказан при помощи хом-дай. Во всяком случае так считает наука. Египтяне очень бо­ялись применить это наказание.

– Но почему? – не переставал удивляться Джо­натан. – Я считал, что бояться должен тот, кого на­казывают, а вовсе не палач.

– Существуют указания на то, что если тот, кто подвергся пыткам хом-дай, когда-нибудь восстанет из мертвых, – начала Эвелин самым беспечным тоном, словно рассказывала о чем-то обыденном, – то со сво­им возвращением он принесет на Землю и десять каз­ней египетских.

– Сколько-сколько казней ты сказала? – шутли­во переспросил О'Коннелл, хотя взгляд его оставался серьезным и даже настороженным.

Бени, который, казалось, увлеченно обсасывал крысиные косточки и вовсе не прислушивался к раз­говору, вдруг вставил:

– Это как получилось у Моисея и фараона, да?

– Да, совершенно верно, кивнула Эвелин.

– Интересно, осталось ли у меня в голове хоть что-нибудь из того, чему меня учили в воскресной школе, – оживился Джонатан и начал припоми­нать, какими же казнями грозили фараону: – Зна­чит, так: лягушки, мухи, саранча... Боже мой, ка­жется, это все.

– Град, – подсказал Бернс, сидевший по другую сторону костра. – И огонь.

– Солнце должно почернеть, припомнил Хендерсон.

– А вода – превратиться в кровь, – подхватил Дэннэлс.

– Выяснилось, что все это время американцы вни­мательно прислушивались к разговору конкурентов.

– А вот еще один кошмар, кстати, мой любимый. Это когда все тело покрывают болячки, ожоги и так далее. Представляете подобный ужас? Но все равно остается еще две напасти. Кто-нибудь мне поможет?

Все молчали. Кто-то нервно хохотнул, но Эвелин чувствовала, что в воздухе постепенно накапливает­ся некое напряжение. Вот вам и храбрые охотники за сокровищами! Все же мужчины – это самые настоя­щие дети.

Она отвела палочку с крысой в сторону, подула на мясо и, попробовав его, радостно заявила:

– Совсем не так плохо, как я думала.

* * *

Эвелин вдоволь надышалась свежим вечерним воз­духом и была готова отправиться спать (Теперь ее уг­нетала только бедуинская одежда, которая успела уже порядком измяться и запачкаться). Девушка прибли­жалась к своей палатке, но, проходя мимо шатра профессора, заметила кое-что весьма интересное.