Муранча
Шрифт:
— Заткнись! — Неожиданная осведомленность Приблажного и бестактность, которую мог позволить себе только безумец, застали Илью врасплох.
— Ты тоже живешь неправильно, дяденька, — назидательно заявил Тютя. — Злостью живешь. Местью живешь. Людей сторонишься. И тебя за то тоже кара ждет. Если Тюте не внемлешь, если Тютю не послушаешь.
— Еще чего не хватало! — буркнул Илья. — Сумасшедших всяких слушать…
Тютя тихонько захихикал:
— Тю на тя! Тютя не сумасшедший. Он Приблажный. А вот ты сам Колдун… Скажи, в своем ли ты уме? Дома
— Я сказал, пасть закрой!
— У-у-у, на Тютю-то легко кричать, дяденька. Тютю легко обижать. Только ведь от казней египетских это не спасет.
— От чего, от чего? — нахмурился Илья. — От каких казней?
— Было уже такое. Записано было, — скороговоркой затараторил Тютя. — И то, что было записано, повторяется снова. Вода в кровь превращается. Лягушки выходят из рек и заполняют жилища. Мошка облепляет людей. Песьи мухи жалятся. Скот гибнет от мора. Язвы и нарывы идут по телу. Гром гремит, буря бушует, и огненный град низвергается на землю. Саранча наступает. Тьма накрывает мир человеческий. Первенцы гибнут…
— Ты что несешь, Тютя? — поморщился Илья.
— Кары уже начались, дяденька. Давно начались и продолжаются до сих пор. Тютя видит, Тютя слышит, Тютя знает. Тютя понимает. Последняя кара пришла. Саранча…
— Муранча, — машинально поправил Илья.
— Саранча, саранча, саранча! — Тютя вел себя как капризный ребенок. — Большая саранча. Записано было: саранча — значит саранча.
Илья, наконец, сообразил, какие аналогии проводит воспаленное воображение Тюти и какими белыми нитками Приблажный пытается сшить то, что несвязуемо.
— Вообще-то, в библейских-то карах, насколько я помню, саранча не последней была, — усмехнулся Илья. — Напутал ты что-то, Тютя. Последовательность у тебя не та.
— Тю на тя, глупый дяденька! — Тютю аж трясло от обиды и раздражения. — Не важно, в какой последовательности и как насылаются кары. Важен итог. А итог таков: из-под земли грешникам уже не выбраться. Большая саранча сожрет здесь всех, кроме праведников. Тютя знает!
— Большая саранча еще не в метро, — напомнил Илья.
— Она придет в метро. Скоро уже. Тютя знает. Знает! Знает!
Илья покачал головой. Спорить с сумасшедшим — себе дороже. Но удержаться от спора он уже не мог.
— Эти твои кары египетские… Они ведь вроде фараону были посланы, чтобы он евреев отпустил. А у нас здесь никакого фараона нет.
— Тю на тя! — тихонько хихикнул Тютя. — Есть, есть фараон! Самый главный фараон, который сидит в каждом из нас и держит в нас то, что должно выпустить. И который не выпускает.
— Что не выпускает-то?
— Злую желчь и ненависть, похоть и зависть, гордыню и алчность, невоздержанность и отчаяние, уныние и тщеславие. Все, что травит человека изнутри.
Илья махнул рукой:
— За уши у тебя все притянуто, Тютя. Нет никакого фараона. И вода в кровь пока, слава богу, не превращается. Да и все остальное тоже — выдумки твои.
— Ах,
— Ракеты и бомбы, вообще-то, — вставил Илья.
И не был услышан.
— А мрак подземелий, в котором мы живем и который душит нас, — чем не тьма египетская?
Илья вспомнил рассказы сельмашевцев о темноте, якобы убивающей людей. Ее, значит, Тютя тоже приплел…
— И скотина нормальная наверху вся передохла. Такого мора никогда раньше не было. А язвы на коже? Разве ты не видел их у тех, кто часто выходит наружу и много времени там проводит?
Лучевая болезнь действительно оставляла следы в виде жутких язв.
— Но ведь это совсем другое!
— И мошки с песьими мухами на нас уже насланы. Гнус и летающие пираньи… — Похоже, Тютя подводил под свою теорию любые слухи, будоражившие воображение метрожителей. А может быть, он сам же их и распространял с этой целью? — И казнь лягушками тоже уже вершилась. Вспомни, кто твою станцию уничтожил, Колдун? Жабы!
А вот этой темы Тюте касаться не следовало.
— Слушай ты, — прохрипел Илья, — еще одно слово и…
— И первенцы наши гибнут. Знаешь, сколько детей и младенцев в метро умирает? — Приблажный сделал скорбную мину. Потом улыбнулся, словно вспомнив о чем-то важном. — Да ведь и твой первенец тоже…
Илья метнулся к решетке, но Тютя, звякнув «веригами», с неожиданным проворством отступил назад. Илья поднял автомат.
— Убью! — глухо сказал он. Тютя растерянно улыбнулся и развел руки:
— Тю на тя! А кто же тогда вас, неразумных, спасать-то будет? Кто вразумит вас? Кто покаяться уговорит? Тютю убьешь — спасения не получишь, Колдун. А коли сам не спасешься — как мертвых жену с сынишкой из геенны огненной вызволишь?
— Убью! — тихо и твердо повторил Илья. Указательный палец правой руки уже поглаживал спусковой крючок калаша.
— Колдун, мать твою! Совсем сдурел?!
На него набросились. Сзади. Двое. Повалили. Отобрали автомат.
— Ты что это надумал?! — Недовольное лицо Инженера нависло над Ильей. Из-за плеча начальника станции выглядывал озадаченный Бульба. — Здесь тебе не Аэропорт, чтобы стрелять во все, что движется.
— Этот ублюдок… — процедил Илья.
— Он мне нужен, — отрезал Инженер, — так что уймись, понял?
Больше Илья не сказал ни слова. Молча встал. Молча отряхнулся.
Бульба, державший его АК, оружие возвращать не спешил.
— Заходи, Тютя. — Инженер собственноручно открыл решетчатую створку, перегораживавшую туннель. И едва Тютя скользнул в проход, запер замок снова.
— Спасибо, дяденька. Ты добрый, ты, может быть, и спасешься, — посулил Тютя.
— Иди за мной, — велел Инженер. — Поговорить надо. Расскажешь обо всем, что видел и что слышал в метро.