Мурка. Королева преступного мира
Шрифт:
— Знаешь, Сережа, так странно… Сегодня один человек увидел, что я иду по коридору и убежал в другую сторону, — поделилась Мэри за завтраком.
— Это же хорошо! Никто не мозолит глаза. Ты даже представить себе не можешь, какая идеальная теперь дисциплина. Как говорят в народе, у страха глаза велики.
Каждый раз, когда касались темы самого обсуждаемого вечера в жизни заскучавшего провинциального городка, Мэри делалось дурно. Она не могла простить Соньке этого унижения. Колченогому она пообещала не наносить физических увечий его красавице-любовнице, но все же была начеку, потому что знала, что настанет тот момент, когда она поквитается с обидчицей, выставившей ее на смех перед толпой глупых павлинов. Как говорил дядя Миша, не стоит прощать людям долгов, иначе оберут тебя до нитки, и пойдешь по миру голым.
— Я все испортила, да? — робко спросила Мэри.
— Совсем нет! Я извлеку свою выгоду: охрана мне больше не понадобится в твоем присутствии. Правда, одна беда: у меня больше нет Колясочника! Да, и еще несколько человек просят их отпустить — боятся жить в усадьбе. Они же не в тюрьме, черт возьми! — тихо выругался мужчина, в действительности не зная как поступить с просящимися на волю. Фееричный выход Мэри воспроизвел на людей потрясающий эффект и это забавляло его. Про человека с откушенным ухом теперь забыли, а в местных мясных лавках стали чаще покупать именно язык. Что поделать! Люди любят кровавые истории.
Мэри задумчиво отпила остывший чай. Колченогий снова сделал ей замечание по поводу плохого аппетита. Ела она и правду очень мало.
— Кстати, в местный театр привезли презабавный водевиль. Представление длится два часа. В первой части актер сидит за столом, заставленным большим количеством блюд, и он это все съедает прямо на глазах удивленной публики.
— Ужасно! А во второй части, что он делает? Сидит на горшке?
— Выпивает несколько бочек вина. И все это под живую музыку. Хочешь посетить театр? Развеешься!
— Нет! Неужели кто-то ходит на такие спектакли? — удивлялась Мэри.
— Зал — битком! И билетов не достать. Может быть, в тебе проснется желание наконец нормально поесть?
— Боюсь, что после такого есть мне точно не захочется.
Мэри посмотрела по сторонам. Небольшая комната, смежная со спальней, где они взяли обыкновение совершать трапезы, казалась ей очень уютной. На светлых обоях были маленькие синенькие цветочки — васильки.
— Васильки… Много лет не видела васильков!
Колченогий пообещал, что завтра к утру ее комната утонет в цветах, и она окажется внутри одного из пейзажей своего любимого Левитана почти по-настоящему.
— Надо привезти его в усадьбу! — одухотворилась Мэри, представляя, как красиво будет смотреться картина в их спальне.
— Он же умер еще до революции пятого года!
— Глупый какой, — в шутку выругалась Мэри, — я говорю о его пейзаже. Неужели ты забыл, как мы вас облапошили?
— Если бы не пирожки! Позавтракай, а то мне придется кормить тебя насильно.
Мэри вспомнила, как впервые завтракала в этой комнатке. Уставшая и изнуренная после ночи, проведенной в объятиях Сережи. Сидела за столом совсем без одежды, но не желая расстаться с жуткой зеленой шляпой, смущаясь своего изъяна. Теперь она прикрывала голову светлым шарфом, который обвязывала вокруг головы как тюрбан. Она привыкала больше не скрывать свою тайну. А в городке некоторые девушки начали носить короткие стрижки, прическа «Кровавая Мэри» стала очень модной среди молодежи летом 1922 года.
Чтобы прийти немного в себя бандерша временно отказалась от поездок на «гастроли». Разделив группу на две части, она направляла их в разные близлежащие города, в которых они уже были раньше.
— Это будут вежливые повторные визиты, — отшутилась Мэри.
Добыча была существенно меньше, но все отнеслись с пониманием — ей нужна была передышка.
С Фомкой у Мэри снова начался разлад в отношениях. Он рассчитывал, что после поцелуя посреди уборной с разбитыми зеркалами, их связь станет прочнее, глубже и осмысленней, она наконец-то поймет, что может опереться на его надежное мужское плечо. Но она избегала встреч со своим верным пажом и передавала ему указания письменно.
— Почему ты прячешься? — спросил Фомка, поймав ее за руку на крыльце усадьбы. Зная, что Мэри каждый день прогуливается по парку, молодой человек, жаждущий разъяснений, терпеливо поджидал ее несколько часов. Ему передали очередную записку, и он не на шутку разозлился, не понимая причин отчуждения.
Я не прячусь. Я здесь. Просто не хочу никого видеть, — произнесла Мэри отстраненно, поправив платок, намотанный на голову. Она слабо улыбнулась и, не желая продолжать беседу, продолжила путь, спускаясь по ступенькам.
— Кроме инвалида? — «выстрелил» ей в спину Фомка. Она замерла, но не повернулась.
— Мои отношения с моим мужчиной касаются только двух человек: меня и его. Ты снова забываешься, Фомка, — ответил ледяной голос.
Мэри спустилась по лестнице и не спеша направилась в сторону парка.
— Что ж… Я терпелив, Мурка… Я подожду еще, — произнес молодой человек негромко, наблюдая, как похожая на хрупкую фарфоровую статуэтку женщина исчезает за углом. В какой-то момент он понял, что не один на крыльце.
— Хороший денек сегодня выдался, — голос Колченогого был мягок. — И трава такая мягкая — зеленая. Так бы и пробежался по ней. Нам — инвалидам — бегать только во сне.
Щеки Фомки вспыхнули. Молодой человек повернулся и посмотрел в глаза Колченогому, уровень которых был значительно ниже, потому что тот сидел в коляске. Не зная, что еще сказать, оба молчали. Их «дуэль» длилась несколько минут. Фомка снисходительно усмехнулся и пошел прочь. Он не боялся Колченогого. С какого-то момента ему стало многое безразлично. Теперь его мысли занимало только одно: однажды Мэри ответила на его поцелуй и не оттолкнула его, а значит, есть надежда на то, что они все же будут вместе.