Мушка
Шрифт:
Видя сны на пяти языках и осеняя себя двумя разными крестами, зодчие возводили новые православные церкви в местечках Бачевци, Купиново, Мирковци, Яково, Михальевац, Добринци и Бежания, что неподалеку от Земуна. Они споласкивали бороды в торбах своих лошадей. Охотнее всего брались они за постройки к северу от «соляной черты», что проходит по Белградскому горному хребту, отделяя северные солончаки в тех местах, куда раньше доходило Паннонское море, от жирного южного чернозема в тех местах, где ни моря, ни соли никогда не было. Возводя сербские церкви над соляными залежами в долинах Дуная и Савы, они нарочно ели и пили с прищуром, чтобы построенное
Затем, по приглашению митрополита Карловацкого, они перешли на плодородные земли, что южнее «соляной черты», и стали там соблюдать свои сербские, греческие и лютеранские посты, подновляя или заново строя монастыри: Кривайя, Святого Романа у Ражня, Памбуктовица, Райиновац, Джелие. Лупя лошадей по мордам наотмашь, как принято бить жен, они промчались со своими мастерками и плотницкими топорами и через Сербское восстание 1804 года, ибо сербские купцы, торговавшие свиньями, шерстью, зерном и воском, оплачивали не только эту революцию, но и восстановление монастырей Крчмар, Боговаджа, Рача, что на Дрине, Валявча, Клисура на речке Моравице и Моравци под горой Рудник.
Одни зодчие и плотницких дел мастера, кормившие своих тяжеловозов солью и мукой, восстанавливали древние монастыри, пострадавшие во времена турецкого нашествия, — Манасия, Раваница, Преображение и Николье. Другие же в это время нанимались строить особняки для богатой знати.
Эти новые постройки хранили еще отпечатки древнегреческой архитектуры или стиля ампир: колонны, тимпаны, разорванные фронтоны. Таковы, например, дворец семейства Сервийски в Турецкой Каниже, или дом Чарноевичей в Оросине, или особняк семьи Текелия в Араде, или виллы Стратимировичей в Кулпине, Одескалки в Илоке, особняки семейств Эльцов в Вуковаре, Хадик в Футоге, Гражалковичей в Сомборе или Марцибани в Каменице. Схожий облик приобрели здания штабов австрийских гарнизонов, которые были размещены на границе — в Петроварадине, Тителе, Земуне, в городах Панчево и Вршац. Новые каменщики, на чьих цеховых знаменах был начертан плотничий циркуль, отступили от традиций своих дедов и предшественников — от всех этих аляповатых табернаклей, витиеватых картушей, тяжело весных карнизов. С помощью их линеек и отвесов здания магистратов в городах Карловци, Темишвар и Кикинда украсились простыми фасадами с аттиками и овальными картушами, а вскоре и ампирными порталами с классической плоскостью фронтона. Дело венчали ампирные фасады курзала в Меленци и здание местной управы в Башаиде.
Не все авторы этих построек стали известны в равной мере, На заре нового, XIX века более прочих центров строительного искусства прославилось село Мартинци — благодаря одному человеку из рода потомственных зодчих, дававшего из поколения в поколение первоклассных архитекторов-левшей. Это был мастер Димитрие Шувакович. Начиная с 1808 года он со своими помощниками-мраморщиками строил все, за что только пожелали платить купцы и богатые ремесленники в местечках Бановци, Кленак, Адашевац, Бешенова, Дивош, Визич, Гргуревци, Лединци, Нештин и Ямина. Его девизом было и осталось:
ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЖИТЬ НА ЗЕМЛЕ
ДОЛГО И СЧАСТЛИВО,
НИ В ЧЕМ СЕБЯ НЕ ЩАДИ
Одному из самых своих почтенных заказчиков, господину Сервийски, Шувакович предложил вырыть в его имении грот, в котором поместил статую греческого бога. Для другого заказчика,
— А зачем они? — спросил Шуваковича заказчик.
— Чтобы собирать слезы.
— Слезы? — изумился Николич и прогнал Шуваковича прочь.
Обед
Кавалер ордена Золотого Руна господин Nikolics von Rudna был ректором сербских школ города Осиека и главным судьей жупании Торонталской и Сремской. То обстоятельство, что он во время войн с французами и турками предоставлял Австрийской империи беспроцентные займы, не помешало ему приобрести за 52 028 форинтов пустошь Рудна. В частной жизни господин Николич был человеком весьма чувствительным: он пьянел, едва увидев рюмку, и начинал стремительно толстеть, представив себе более двух блюд на столе. Сыновей у него не было. Была только дочь по имени Атиллия, и он дал ей образование, какое тогда давали мужчинам. Между прочим, дедушка Атиллии по материнской линии был известный педагог Miriewsky, реформировавший школьную систему не только в Австрии, но и в России.
Фройляйн фон Николич впорхнула в свое пятнадцатилетие с «Вечным календарем» Захария Орфелина под мышкой и с ощущением, что время стоит на месте. Ей нравилось смотреть на птиц, летящих сквозь метель; глаза и груди у нее были крапчатые, как змеиные яйца. И она уже постигла искусство в мгновение ока надеть кольца на левую руку, не прибегая к помощи правой. Она носила платья венского покроя, высоко подпоясанные, с мелкой, похожей на укроп, вышивкой. При этом грудь, в соответствии с господствовавшим вкусом, прикрывалась прозрачной вуалью, сквозь которую должны были просвечивать мушки ее сосков.
— Вот глупенькие курочки, все мечтают, чтобы их разбудил какой-нибудь петушок, — сказала она, глядя на них удивленно, точно видя в первый раз. Затем она обратила свой безжалостный крапчатый взор на отца. — Не в том беда, что ты прогнал Шуваковича, а в том, что ты его прогнал раньше времени. Подойди сюда. Взгляни в окно. Что ты там видишь? Естественно, лес. А как я сказала, что я хочу видеть через это окно? Дворец, в котором я буду жить, когда выйду замуж. А в другом окне? Ну скажи, что ты видишь?
На груди Атиллии, прямо на прозрачной вуали, трепетали две вышитые бабочки. Между ними на золотой цепочке висел дорогой отцовский подарок — швейцарские часты, усеянные драгоценными камнями. С обратной стороны в них был вделан компас.
— Ничего ты не видишь, — продолжала Атиллия бранить отца, — а кому я толковала, что должно быть видно через это окно? Церковь, в которой я буду венчаться. Ты выгнал Шуваковича. Где его теперь искать? Что бы ты ни начал, все мне приходится доделывать самой. Пришли-ка ко мне Ягоду.
Таким-то образом кучер Ягода получил от юной фройляйн Атиллии приказание — найти архитектора получше изгнанного Шуваковича.
— Отыщи мне самого лучшего Йована из всех этих Йованов, — велела она ему.
Ягода, как всегда, молча повиновался.
Когда он поступил на службу к Николичам, его прежде всего научили молчать. Это было достигнуто следующим способом: в течение недели Ягода один день должен был держать полный рот воды, а другой день — полный рот ракии.
«Молчать, набравши в рот ракии, совсем не то, что набравши в рот воды», — так полагал господин Николич.