Мушкетер и фея (сборник)
Шрифт:
Джонни представил ухмыляющуюся рожу Шпуни, и всё кругом помрачнело…
Если у человека такое состояние, его лучше не трогать. Но Инна Матвеевна про Джоннино состояние не знала. Она знала только, что прическа ученика Воробьева – это нарушение школьных правил. И раз он не хочет стричься, значит, ведет себя вызывающе. Он не подчиняется и подрывает авторитет учительницы. Поэтому прямо с порога она громко сказала:
– Воробьев! Ты опять явился нестриженым чучелом!
Джонни молча снес оскорбление. Он думал о своем.
–
– Со мной, – согласился Джонни.
– Почему ты не отвечаешь?
– А вы не спрашиваете. Вы просто сказали "чучело".
– Я спрашиваю, – сдержанно произнесла Инна Матвеевна. – Думаешь ты стричься?
– Думаю.
– Когда?
– После каникул.
– Меня не устраивает твое "после каникул"!
– Но это мои волосы. Меня устраивает, – вежливо сказал Джонни.
Класс с веселым интересом слушал разговор. Класс сочувствовал Джонни.
Инна Матвеевна это понимала. Авторитет падал, словно ртуть в градуснике, который из жаркой комнаты вынесли на мороз.
– Воробьев! – металлическим голосом произнесла Инна Матвеевна. – Если ты немедленно не отправишься стричься, я сама оттащу тебя в парикмахерскую за вихры и потребую постричь под машинку!
Инна Матвеевна любила повторять, что у нее большое терпение, но однажды оно может лопнуть. Видимо, сейчас оно лопнуло. Или, по крайней мере, затрещало по швам. Но никто никогда не интересовался, есть ли терпение у третьеклассника Воробьева. А Джонни почувствовал, что у него внутри тоже что-то лопнуло. И он приготовился сказать многое. Однако в тот же миг у него сверкнула блистательная мысль – как от крепкого удара по лбу! Джонни улыбнулся.
– Зачем же? – сказал он. – Зачем вам так трудиться?
И он вышел из притихшего класса.
Вернулся Джонни в конце урока. Класс дружно и горько ахнул. Голова у Воробьева стала похожа на яблоко с ушами. На ней блестела коротенькая золотистая щетинка.
– Можно мне сесть на место? – кротко спросил Джонни.
Класс опять ахнул, и все посмотрели на Инну Матвеевну – тридцать три ученика, шестьдесят шесть глаз. И в каждом глазу был упрек.
Инна Матвеевна опустилась на стул.
– Женя… Зачем ты это сделал?
Джонни взмахнул ресницами и поднял удивленные глаза.
– Вы же сами сказали…
– Но я же только просила: постригись покороче и поаккуратнее.
– Вы сказали: под машинку, – беспощадно уточнил Джонни.
– Но я же пошутила!
– Вы всегда так шутите? – печально спросил Джонни.
В классе нарастал шум.
– Джонни, а как теперь твой мушкетер? – громко спросили с задней парты.
Джонни горько пожал плечами.
– У него костюм мушкетерский! – раздались голоса. – Для праздника! Как он будет? Безволосых мушкетеров не бывает!
У Инны Матвеевны глаза стали круглые и блестящие.
– Женя! Почему же ты не объяснил?
– Я пробовал один раз. Вы сказали: "Садись, ничего не хочу слушать".
– Он хотел объяснить! – подтвердил класс.
Инна Матвеевна поставила на стол локти, подперла щеки ладонями и стала скорбно смотреть куда-то в пустоту. Класс притих.
– Женя, – сказала Инна Матвеевна. – Я виновата. Я не знала… Хочешь, я принесу тебе свой парик? У него прекрасные локоны. Вполне мушкетерские…
Джонни шевельнул плечом и улыбнулся как человек, которому вместо потерянного счастья предлагают петушка на палочке.
– И все-таки я принесу, – жалобно сказала Инна Матвеевна.
В это время грянул звонок.
На перемене ахнула вся школа. Джонни был известным человеком, и его прическу, похожую на желтый факел, помнили многие. Тем более что Джоннина фотография до операции "Зеленый слон" висела на пионерской Доске почета: он был передовиком в сборе макулатуры, потому что осенью на трех ручных тележках доставил в школу архив местной артели инвалидов.
Редактор школьной стенгазеты девятиклассник Игорь Палочкин притащил фотоаппарат и сделал с Джонни срочный снимок. Потом он разыскал у вожатой старую Джоннину фотографию, и через урок вышла "молния". На ней были два фотоснимка: Джонни с волосами и без. Вверху авторы "молнии" сделали надпись: "К вопросу о школьных прическах". Внизу чернели крупные печальные слова: "Кому это было надо?"
Директор Борис Иванович прочитал, хмыкнул и молча ушел в кабинет.
"Молния" провисела до вечера. Перед ней стояла толпа и глухо роптала. Мальчишки из двух шестых классов, которых тоже притесняли за длинные волосы, объявили, что завтра же в знак протеста остригутся наголо. К ним присоединился один четвертый класс и один седьмой. В учительской началась тихая паника.
К Джонни подходили сочувствующие. Многие знали про мушкетерский костюм и спрашивали, что теперь будет. Джонни хмуро отвечал:
– Какой уж тут костюм…
Вторым уроком была физкультура, третьим пение, и класс занимался не с Инной Матвеевной, а с физруком и учительницей музыки. Инна Матвеевна пришла только на четвертый урок – чтение. До самого звонка она не смотрела на Джонни, а с остальными разговаривала осторожно и ласково, как с больными.
После занятий, у раздевалки, она подошла к Джонни.
– Знаешь, – сказала она, – я ходила домой… и такое несчастье. Оказывается, мой парик безвозвратно погиб.
Джонни холодно промолчал: судьба парика его не волновала.
– Я понимаю, – печально произнесла Инна Матвеевна. – Ты имеешь право на меня обижаться. Но… не будешь же ты это делать все время, а, Женя? Когда перестанешь сердиться, подойди ко мне и скажи. Хорошо?
– Хорошо, – сказал Джонни. Таким голосом сказал, что Инне Матвеевне стало ясно: это случится не раньше, чем Воробьев выйдет на пенсию.