Мутант
Шрифт:
Мутант не заметил, как начал дремать.
– Эй, – стал тормошить его Пистолетец. – Уже утро!
– Что, приплыли?… – вскинулся Глеб. Увидел лузянина, потряс головой, немного пришел в себя, с трудом поднялся на затекшие ноги.
– Народ уже ходит понемжонку, – шепнул Пистолетец.
– По чему ходит?… – снова встряхнул головой мутант. – А! Понемножку… Ну и мы тогда пошли. И давай, знаешь, уверенно так пойдем, не зыркая особо по сторонам, чтобы внимания не привлекать. Какой там у Деда Мороза номер дома, восемьдесят пять?
– Быраки так вроде сказали. Еще он розовый.
– Да, помню. Двухэтажный, углом стоит.
Пройти пришлось совсем немного, буквально пару кварталов. Обратили внимание и на развалины Соборного Дворища, где один из храмов – вероятно, тот самый Успенский собор, о котором говорили рыбаки, – действительно все еще напоминал очертаниями здание, а не просто груду камня. Причем, проход к нему был расчищен. «Это мы, считай, в самое логово Святой сунулись!» – невольно подумал Глеб и перевел взгляд на противоположную сторону улицы, где углом к перекрестку стоял двухэтажный дом. Когда-то он и впрямь, наверное, был розовым, сейчас же розоватые фрагменты виднелись лишь местами из-под слоя пыли и грязи. Левое крыло, параллельное Советскому проспекту, имело десять закругленных поверху окон – пять на первом этаже и пять на втором. Причем те, что на втором, были чуть выше нижних. Правая часть здания, расположенная вдоль перпендикулярной проспекту улицы, была чуть короче, она имела только шесть окон: три на три. Центральная же часть здания была круглой: пять окон вверху, четыре внизу и деревянная дверь по центру, окруженная ажурной черной решеткой. Над входом почему-то висела темная от времени истертая надпись: «Лавка». Да еще на правом крыле, под самой крышей висели вразнобой три синие буквы: «Д», «М» и «А». А на левом крыле, между первым и вторым окном, считая от центра здания, синел очищенный кем-то от грязи квадрат с двумя белыми цифрами: «8» и «5».
– Вот он, – тихо сказал Глеб. – Восемьдесят пятый дом.
– А почему «Лавка»? – засомневался Пистолетец.
– Может, чтобы запутать врагов, – усмехнулся мутант. – Ты вверх посмотри. «Д», «М» и «А». Наверняка когда-то было написано «Деда Мороза». А слева или по центру – «резиденция» или что-то в том же духе.
– Это твое предлопожение, – сказал лузянин. – А может, раз написано «Лавка» – это же гамазин значит, да? – то эти буквы из слов «вода» – «мука», или «кеды» – «манка»…
– Что еще за кеды?
– Это ботинки такие, с резиновой подовшой. У меня были когда-то.
– Ты, смотрю, все о своих ботинках забыть не можешь… Ну, а манка что такое?
– О! Это такая крупа. Из нее каша почулается. Вку-у-усная! Только с комками. Фу!..
– Так вкусная или «фу»?
– Если бы не комки, то вкусная. Прадва, я ее только в детстве пробовал. Манку же теперь не делают.
– И все равно я сомневаюсь, – помотал головой Глеб. – Кеды какие-то… При чем здесь кеды? И каша с комками?… Нам же ясно сказали, что в доме номер восемьдесят пять – резиденция Деда Мороза, так?
– Так, – пожал плечами Пистолетец. – Сказали. Но мало ли что нароговят…
– Значит, надо просто пойти и узнать, – сказал мутант. – Иначе зачем мы вообще сюда добирались? Не за кедами же.
– Кеды – тоже нехлопо, – вздохнул лузянин. – Но ты прав, пойдем узнаем. Только мне штрасно.
Глеб взял Пистолетца за руку, словно маленького ребенка, и пошел через проспект
– Кто?
– Я, – разволновавшись, брякнул мутант. – То есть, мы… Тьфу ты!.. Это мутанты. Нам нужен Дед Мороз.
Дверь слегка приоткрылась. В щелке показался глаз – неприятный, налитый кровью, с опухшими красными веками.
– Документы! – потребовал его обладатель.
– Документов у нас нет, – сказал Глеб. И торопливо добавил: – Мы не морозовцы! И вообще не отсюда. Наверное…
– Что значит «наверное»? – спросили из-за двери. – Вы что, не знаете, откуда вы?
– Он – из Лузы, – ткнул мутант пальцем в Пистолетца. – А я… не знаю… Вы меня не помните?
– Такого урода точно бы запомнил! Не видел я тебя. Убирайтесь! Без регистрации запрещено в Устюге находиться.
Дверь начала закрываться. Но Пистолетец успел сунуть в щель ногу.
– А ну, погоди! – сказал он требовательным, злым, совершенно незнакомым Глебу тоном. – Ты кто такой, чтобы принимать решения, кого впускать, а кого нет? Мы с донесением к Деду. Ну-ка быстро открыл, если жопа дорога!
Глеб, разинув рот, уставился на лузянина. Тот лишь подмигнул ему. А дверь наконец-то открылась. На пороге с автоматом в руках стоял здоровенный мутант – безносый, безгубый, лысый, с маленькими, заостренными, словно у кошки, ушами. Мышцы бугрились под серой, почти такого же цвета, что и лицо охранника, рубахой. Ростом и комплекцией он, пожалуй, мало уступал Глебу.
– У себя Дед? – шагнув за порог, деловито спросил у него Пистолетец. – Или в Вотчине?
– У се… – растерянно начал бугай, но опомнился, снова начал сверлить нежданных гостей маленькими, налитыми кровью глазками. – Да кто вы такие?!
– Это ты кто такой? – вроде бы и спокойно, но так, что под шерстью у Глеба побежали мурашки, произнес лузянин. Он поднял руки и потряс ладонями, словно пугая охранника. – По-моему, ты чего-то не догоняешь. Быстро повернулся, пошел и доложил Деду Морозу, что к нему пришли. И очень… слышишь?… очень хотят с ним говорить. Он обрадуется, вот увидишь.
Бугай неразборчиво хрюкнул, но, к удивлению Глеба, все-таки повернулся и ушел.
– Вот так с ними надо, – вновь подмигнул мутанту Пистолетец. – Заходи давай, чего застыл.
– Ну ты дал!.. – только и смог вымолвить тот, зайдя в помещение.
– А что? Я привык. Когда с такими мордоворотами сюсюкаешь, они лишь наглее становятся.
– А почему у него автомат? – все еще не отойдя от увиденного, спросил Глеб. – Мутантам ведь оружие запрещено.
– Не знаю, – пожал плечами лузянин. – Наверное, для охранников Деда Мороза сделали исключение.
– Слушай… – дошло вдруг до мутанта. – А ты ведь без ошибок стал говорить!
– Разве? – довольно равнодушно среагировал на это Пистолетец. – Наверное, потому что волнуюсь. Момент серьезный.
– Ну, да… Вообще-то у тебя иногда бывает. Правда, обычно, когда волнуются, наоборот…
– Так ведь мы-то с тобой необычные, правда? – в очередной раз подмигнул лузянин мутанту и улыбнулся. Тоже необычно, не как всегда. Сухо, напряженно, без намека на веселость или дурашливость.
– Ты вот точно сейчас необычный, – помедлив, сказал Глеб негромко. – Такое впечатление, что тебя подменили совершенно другим человеком.