Мутант
Шрифт:
Дальше мысли вернулись к наиболее волнующей Глеба теме: кто он такой и откуда. Тут дело обстояло куда хуже, нежели с возрастом. И все-таки мутант попытался подвести некий итог того, что уже имелось в его распоряжении.
Итак, он наверняка из города. С большой вероятностью, из Великого Устюга, хотя Лузу и Красавино, а то и Котлас, совсем уж сбрасывать со счетов не стоило. Но если все-таки предположить, что он из Устюга (процентов восемьдесят пять, а то и все девяносто он на это давал, чего уж там), то наверняка (а здесь уже девяносто девять с легкой совестью) из морозовцев. Храмовников-мутантов не бывает по определению. И вообще, от одной мысли о них в нем вспыхивает ярость и возникает тошнота. Так что примем за основу: он велико-устюгский морозовец. Правда, старец Прокопий сказал, что он не морозовец… Но можно ли верить старику? На чем он строил свое утверждение? На
Далее… Он с огромной вероятностью сирота… Почему? Да потому что его родители – не мутанты. А могут быть немутанты морозовцами?… Кстати, весьма интересный вопрос… То, что мутанты не могут быть храмовниками – понятно, а вот наоборот?… Ладно, этот вопрос пока остается открытым. Тем более, говорят, что вроде как мутации появлялись у обычных людей и позже… Но тогда и его вопрос с возрастом… Нет-нет! Уж такая мутация, как у него, у нормального человека ни за что бы не возникла!.. Хорошо, значит родителей либо нет, либо они тоже морозовцы. Но вероятнее всего – их нет. Не надо лишних надежд!
Поехали дальше. Он образован и начитан. Он был хорошо одет, когда очнулся. У него имелись редкие, весьма дорогие по здешним критериям вещи – например, спички. Значит, его наставниками, опекунами, приемными родителями или кем там еще были не рядовые люди. К тому же, он помнит кирпичные стены и книги. Вряд ли простые, рядовые морозовцы могли так жить. Вроде как мужики в Ильинском что-то говорили: дескать, некоторые морозовцы обслуживают храмовников. Но чтобы прислуга жила настолько хорошо, да еще могла дать образованию своему ребенку? Маловероятно. Тогда получается, что это кто-то из приближенных к Деду Морозу?… Интересно, кстати, получается. Между прочим, этим можно объяснить и то, почему с ним так вежливо обращались каратели с галеры… Ведь если его опекуны «наверху», то их должны знать и храмовники. И с большой вероятностью они могли знать и его.
Глеб немного воспрянул духом. Если так, то его завтрашнее прибытие в Устюг может оказаться не таким уж и опасным. Вполне вероятно, что первый же патруль морозовцев узнает его и отведет домой. Пистолетца и Сашка он распорядится не трогать. «Ого! Ты уже распоряжаешься морозовцами? – дал он себе мысленную оплеуху. – Да ты герой просто! Полководец, блин!» И главной отрезвляющей мыслью стала следующая: «А чего же тебя, славного морозовца, потащило тогда в эту глушь? И как ты так легко добрался, не только живым-здоровым, но и одетым во все чистенькое, с полным рюкзаком припасов?» Это было той еще загадкой! Пожалуй, лишь чуть менее важной, чем самая главная: почему он потерял память, что стало причиной этого?
Тут разум мутанта решительно забунтовал и сдался. Даже если принять во внимание оговорку «Бабы-Яги», что ему потерю памяти кто-то «сделал», тут же возникали новые вопросы, в первую очередь «кто»? «как»? и «зачем»?
Глеб решил немного отвлечься и стал думать о своих спутниках. Все-таки здорово, что они у него появились. С ними хорошо, не так тревожно. А он, дурак, еще трепыхался, не хотел сначала Пистолетца с собой брать, потом от Сашка думал избавиться. Нет, ну правда дурак. Что бы он сейчас без них делал? Да в той же Деревеньке его бы просто вилами да кольями забили, как страшного монстра. Ну и что с того, что он в одежде? Еще и хуже – значит, порвал какого бедолагу, да в его одежду вырядился! Хотя не только в этом дело… Прошел бы он, наверное, и один. Бегает он быстро, а одному ни о ком беспокоиться не нужно. Вот только… Плохо все же быть одному. Ой, как плохо! Как там Прокопий сказал: ничей он? Может, и так. Но вот к Пистолетцу с Сашком все-таки привязался. Похоже, и они к нему тоже. Так что он вроде уже и не совсем ничей…
За этими и подобными мыслями мутант не сразу заметил, что небо на востоке стало
Глеб хлопнул кулаком по лбу. О чем он вообще думал? Конечно, нужно было проскочить Карасово ночью, а уже потом становиться на ночлег! Пусть ночи еще не совсем темные, но не настолько и светлые, чтобы сразу рассмотреть, что там плывет по реке. Так зачем на ровном месте создавать себе лишние проблемы? А если карасовцы такие же, как и мужики из Деревеньки? Или еще подозрительней? И уж Прокопий у них вряд ли найдется! Нет-нет, нужно срочно отчаливать, пока еще не слишком поздно! Или, напротив, пока еще слишком рано, и карасовцы, с большой вероятностью, спят.
Глеб растолкал спутников.
– А?… Что?… – заморгал спросонья Пистолетец. – Моя одечерь?…
– Нет, моя, – зевнул во весь рот Сашок. – Спасибо, Глеб.
– Не будет больше дежурств, – сказал мутант. – Вставайте, трогаемся.
– Куда?…
– В Великий Устюг.
Карасово проплыли до восхода солнца, как Глеб и планировал. И как раз после него опять стала протекать лодка – вымыло, видимо, мох из непросмоленных щелей. Хорошо, что незадолго до этого прямо на ходу «добили» остатки еды, а то бы и некогда было завтракать – Пистолетец с Сашком принялись усердно вычерпывать воду. Но она прибывала быстрей, чем трудились приятели. И аккурат с восходом солнышка, как раз возле следующего села – Горлово – лодка окончательно затонула. Правда, Глеб, предвидя очевидный исход событий, успел приблизить тонущее «судно» почти к самому берегу, так что лично он замочил ноги лишь по колено, начерпав, правда, полные сапоги воды. Пистолетец и особенно Сашок вымокли чуть повыше. Но тоже не смертельно. Хуже было то, что из ближайшей избы – а она стояла совсем рядом от места «крушения» – к ним уже кто-то шел…
Глеб, раскинув руки, машинально заслонил собой Сашка с Пистолетцем. Последний вновь был в своей одежде – храмовницкую, вместе с противогазом и «сутаной», они утопили заранее, рядом с Устюгом «трясти» ею было бы рискованно. Себе Пистолетец оставил лишь сапоги, а старые ботинки нес в мешке из-под еды. Автомат тоже пришлось утопить, так и не сделав из него ни одного выстрела, – дальше с ним идти было бы настоящим безумием. Мутант оставил при себе только нож, скрыв пояс с ним под ободранной курткой.
Легенды они придумать не успели, Глеб лишь шепнул друзьям: «Мы все из Лузы, идем в Устюг».
Спешащий в их сторону человек оказался безносой и сильно косолапой мутанткой. Равнодушно скользнув по ним взглядом, она прошла мимо, видимо, по каким-то своим делам. Друзья недоуменно переглянулись. Мутант задумчиво почесал в затылке, а потом сказал:
– А что такого, собственно? Почему нам обязательно все должны уделять внимание? Устюг-то совсем рядом. И населенных пунктов вокруг – тоже немало. Тут, небось, народу столько бывает, что не каждый каждого и в глаза-то видел. Так что давайте-ка приобщаться к цивилизации и тоже перестанем от каждого куста шарахаться. Так и внимания к себе привлечем меньше… Ну, разве что я. Тут уж, простите, ничего поделать не могу.
– Эта же, – мотнув головой в сторону, куда ушла женщина, сказал Сашок, – тебе не удивилась.
«Возможно, видела раньше», – вспомнил Глеб свои ночные мысли, а вслух сказал:
– И то верно. Так что выливаем из обуви воду, выжимаем штаны и идем.
– Куда? – поинтересовался Пистолетец.
– Так в Устюг же! Есть одна идейка.
Идейка состояла в том, что на старой карте была нарисована дорога «Великий Устюг – Луза», проходящая совсем недалеко отсюда. Правда, заканчивалась она (или начиналась, это как смотреть) не в самом Устюге, а в большом селе, даже, скорее, поселке под названием Кузино. Но рядом с ним как раз и находился «перекресток» рек Северная Двина, Юг и Сухона, по ту сторону которого, за Сухоной, и располагался город Великий Устюг. Конечно, Глеб понимал, что дорога эта уже ни до какой Лузы не вела и давно заросла, наверное, где-то не очень далеко отсюда. Но заросла в ту сторону, к Лузе, куда никто и соваться не думал, а вот тут-то с большой вероятностью была вполне проходимой. Кроме того, он помнил, а достав карту, убедился в этом, что как раз от Горлова к этой дороге вела дорожка поменьше. Стоило попытаться найти ее – и тогда… О! Тогда бы до Кузина можно было дотопать буквально за час-полтора.