Муза художника
Шрифт:
— Нет. Меня здесь не было.
Йон гладит Фрейю по голове и поднимается, выпрямляя ноги, которые затекли от сидения в согнутом положении у лестницы и все еще болели после ночных приключений. Они сказали ей, что он вернулся прошлой ночью? Его несказанно поражают люди, способные так лгать. Йон принимается быстро соображать, но не с целью сочинить собственную историю, а в попытках объяснить себе, зачем Логану и Маргарет понадобилось так говорить. Ведь они никак не могли слышать, что он пришел в коттедж. Его там не было. Он всю ночь провел на улице.
Йон с трудом идет к дивану и низко наклоняется, чтобы опуститься на него.
— Вечеринка… — говорит он. — Мне нужно было проветрить голову после жары и шума, которые там были. Я пошел прогуляться в лес и
Он протягивает руку к жене, чувствуя себя ребенком, который не умеет врать. Догадывается ли об этом София? Она не подает виду, а просто подходит, чтобы осмотреть его раны. София быстро обнимает Фрейю, желая ей доброго утра, затем издает требуемые сочувственные возгласы при виде рук и шеи своего мужа, где колючие кусты оставили замысловатые красные узоры.
София гладит Йона по голове.
— Ну что ж, — говорит она, — слава богу, ты в порядке. Как ужасно спать в лесу и ждать, пока посветлеет, чтобы вернуться домой. Ты не видел никаких признаков медведей? Говорят, они водятся в этой местности. Мысль о том, что ты сталкиваешься с диким зверем, ночью, один…
— Медведи? — взвизгивает Фрейя.
Йон понимает, что она видит во всем этом романтику сказки. Хотя зуб забыт не до конца и ему все еще нужно найти способ утешения в связи с этой потерей, за чарующим рассказом о том, как он заблудился в лесу, кишащем медведями, Фрейя уже стала оправляться от травмы, с которой начался ее день. София отпускает его руку.
— Я сделаю кофе. Они скоро вернутся и будут рады тебя видеть.
После того как София уходит здороваться с Вирджилией и приводить в действие капельную кофеварку, которую они привезли с собой, Йон снова поворачивается к Фрейе. Ему смутно припоминается, что обычно дети получают деньги от ночной феи, имеющей слабость к молочным зубам. В связи с этим он начинает шарить в карманах в поисках мелочи, которой бы мог вознаградить Фрейю в дополнение к подбадривающим словам.
Подоткнув ночную рубашку под себя, Фрейя сидит, скрестив ноги, уверенно ожидая утешения, которое обещает ей его присутствие. Ее волосы нечесаны, и, глядя сверху вниз на ее макушку, Йон внезапно вспоминает другую голову, которую видел в таком же ракурсе. Непрошеный образ Тиб возникает, как нефтяное пятно, покрывающее прозрачную поверхность воды. Хотя Йон из тех, кто склонен решать задачу шаг за шагом, в этот момент великое озарение обрушивается на него целиком и сразу: Логан и Маргарет думают, что он провел ночь с Тиб Вест.
Йон тщательно обдумывает свою догадку. Они видели его в двери комнаты Тиб. Прошлой ночью он не вернулся домой. Чтобы защитить его от последствий прелюбодеяния или же Софию — от боли в случае, если это раскроется, они солгали его жене, будто слышали, как он вернулся прошлой ночью, и выдвинули предположение, что он спал на диване, дабы ее не беспокоить. Теперь, хотя эта ложь была абсолютно ненужной — он рассказал Софии правду, и она ему верит, — у него не было возможности очистить свое имя от невысказанных обвинений.
Еще хуже то, что, если эта пара считает его способным на такое, его мучительная сдержанность в отношении Маргарет, должно быть, кажется им скорее чем-то вроде робости или безразличия, а не самой благородной и целомудренной разновидностью любви. Йон реагирует на это личное унижение остро, но в соответствии со своей природой. Он решает взять на себя ответственность за то, что видел Маргарет — стал одним из ее зрителей. В конце концов, он ведь хотел увидеть ее; даже мечтал об этом. За это моральное уродство он осуждает себя в такой же степени, как те, кто заметил его прошлой ночью с Тиб. Таким образом, он признает за собой вину, подразумеваемую его заботливыми друзьями.
Йон сжимает монету в кармане. Фрейя сидит на полу, с нетерпением ожидая, что будет дальше. Когда он достает монету, к нему приходит идея: мальчик бежит по улицам и по дорожке к замку. Йон начинает рассказ.
КОПЕНГАГЕН, ИЮНЬ 2005 ГОДА
Питер всегда гордился собой, даже когда после своих разгульных
— Старый добрый Михай… Это не многое нам дает. Я так полагаю, что, если ты «за», нам стоит взглянуть. Ведь насколько мы знаем, в письме Грейс может содержаться какая-нибудь блестящая подсказка, которую Холден полностью упустил. Хотя письмо было в его распоряжении двадцать лет.
Фрейя, с большой осторожностью обращаясь со столь старым документом, уже начала разворачивать тонкий лист голубой почтовой бумаги, исписанный аккуратным наклонным почерком.
14 марта 1985 г.
Мой дорогой посол!
Надеюсь, Вы позволите даме преклонных лет вольность опустить все эти «достопочтенные» приветствия и перейти прямо к сути. Писание дается мне нелегко, даже в очках с очень сильными диоптриями. Я посылаю Вам книгу, в которой Вы можете быть заинтересованы. Ее дала мне много десятилетий назад моя дорогая подруга, Северина Риис. Вообще-то это был ее личный дневник, вверенный в мои руки. Когда она его отдавала, то попросила хранить до тех пор, пока все упомянутые в нем люди, кроме меня, не умрут. Она хотела, чтобы в конечном счете, когда придет время, дневник воссоединился с описанными на его страницах картинами.
Я уже достигла того возраста, в котором ограничения несамостоятельной жизни и близость конца диктуют необходимость распорядиться своим имуществом. Сделав запросы в различные инстанции Копенгагена, я получила информацию о том, что у Северины Риис нет прямых потомков, которым можно было бы отдать дневник, а картины, упоминающиеся на его страницах, теперь принадлежат внуку первоначального собственника, отправленному недавно в должности посла в Румынию! Так что именно Вам, посол Алстед, я передаю в наследство ее книгу.
Хотела бы я послать Вам дополнительные памятные подарки, оставшиеся от моего знакомства с Виктором и Севериной Риис. Я знаю, Вы были бы рады увидеть их фотографии, сделанные мной однажды, но, как ни прискорбно мне сообщать Вам об этом, те были утрачены двадцать пять лет назад. Тогда меня попросили одолжить их для показа на выставке, посвященной запечатленным мгновениям жизни людей конца девятнадцатого века. К сожалению, во время выставки мои снимки пали жертвой яркого света, вызванного неисправностью проводки, и последующей активации системы пожаротушения музея. Учитывая эту потерю, я надеюсь, Вы оцените, что хотя бы дневник моей восхитительной датской подруги избежал участи, которая, кажется, постигла столь многие фамильные вещи из далекого прошлого. Быть может, это маленькое пожертвование, как предполагала его автор, прольет свет на картины Рииса и повысит удовольствие, которое доставляют Вам работы этого одаренного художника.
С наилучшими пожеланиями,
Когда она дочитала до конца, Питер застонал и схватился руками за голову.
— Фотографии! — воскликнул он. — Те, которые сделала Грейс и о которых Северина упоминает в своей последней записи. Они не хотели фотографироваться, ведь это раскрыло бы секрет. Каким бы он ни был! Неужели мы так близко к ним подобрались только для того, чтобы узнать, что снимков больше не существует?
Крепко задумавшись, Фрейя пристально смотрела на письмо. Трудно было понять, что она могла сказать Питеру. Но ей нужно было сосредоточиться. Оба чувствовали разочарование и опустошенность; до выезда в аэропорт в их распоряжении имелось всего несколько часов. Если секрету суждено остаться нераскрытым, на этом их усилия закончатся. Поэтому она просмотрела письмо еще раз. Из него вытекало, что Северина хотела, чтобы ее дневник был прочитан в будущем, когда никого из упоминающихся в нем лиц не останется в живых. Это, по крайней мере, сообщало Фрейе что-то новое: Северина не желала остаться неизвестной навсегда.