Музей Восковых фигур
Шрифт:
— Отчего же не было принято мер к его спасению?
— Тогда я и не видал бы фигуры в сером и капель крови… Судьбу переменить было нельзя… Другая способность, которая во мне начала проявляться, это угадывание на расстоянии мыслей того лица, о котором мне надо было что-нибудь узнать, а также внушение ему своих мыслей; в последнем случае иногда, не знаю почему, передо мной являлся дух этой особы… Большей частью это была женщина… Я видел их неясно, каким-то внутренним взором; однако, они не вполне мне подчинялись, так как моя воля, как я вам говорил, далеко еще не овладела той силой, которая стала во мне сосредоточиваться…
— Какое же отношение имеет все то, что вы сказали, к предсказанию, что вы полюбите трех женщин? Где
— А вот послушайте, что со мной произошло, и решите — кто «она», — третья ли женщина, или что-нибудь другое…
На днях, вечером, покончив с делами, я отправился к себе спать. Надо вам заметить, что вследствие большого напряжения нервов в течение дня, прежде, чем ложиться, я сижу и что-нибудь читаю. Как раз в это время князь дал мне просмотреть очень редкую книгу из своей библиотеки, которую теперь ни у одного букиниста не достанешь ни за какие деньги… Это было сочинение некоего аббата Ланглэ Дюфренуа, заключавшее в себе интересный трактат о явлениях и видениях под названием — «Sur les apparitions et les visions»; книга была издана в Авиньоне в 1661 г.
В конце этой книги, написанной устарелым языком и как будто бы наивно по нынешним понятиям, я нашел подтверждение некоторых своих мыслей насчет демонов в женском образе, которых мы зовем ведьмами, а также о значении кошмаров, как ужасных, так и болезненно сладостных. Почтенный аббат приписывал последние не неправильному обращению крови, а именно посещающим человека во сне злостным суккубам, старающимся уничтожить тело, чтобы овладеть потом нашим духом.
Дочитав интересную главу, я долго не мог заснуть… Настойчивые, хотя бессвязные мысли не давали мне забыться. Затем мои мысли слились в нечто определенное и наконец я против воли вообразил, иначе не могу определить, что я иду ночью по набережной, сначала почему-то около Морского корпуса, потом заворачиваю куда-то и попадаю в какую-то слабо освещенную квартиру; запоминаю расположение комнат, мебель, убранство. В квартире не встречаю ни одного живого существа. Затем я опять оказываюсь на набережной, около какого-то моста. Навстречу мне идет дама под синей вуалью и, не дойдя до меня несколько шагов, хочет что-то сказать, поскальзывается и падает… Я ее подхватываю, подымаю и… все исчезает… Не помню, как я наконец заснул… Я забыл вам сказать, что последнее время я получаю много анонимных писем. Я их проглядываю и бросаю в корзину…
— Какие же это письма?
— Всякие… попадаются и романтического характера с приглашением прийти в определенное место… Но я, конечно, не иду, вы понимаете, почему?.. Утром я вспомнил об этих письмах, так как два из них были написаны одним и тем же почерком и приглашали меня прийти к какому-то мосту… Утром я заглянул в корзину с рваными бумагами, но, не найдя там этих писем, машинально стал просматривать газету и вдруг заметил объявление, в котором говорилось, что на Васильевском острове давно уже думают о господине, которому дважды писали, знают, что и он о «ней» думает, а потому просят его прийти сегодня в четыре часа к Биржевому мосту; подписано — «Она»… Все это вместе меня настолько заинтересовало, что я послал в четвертом часу за каретой и отправился на Васильевский остров. На Биржевом мосту я приказал ехать тише, и вообразите, выглянув в окно, как будто нарочно, увидал высокую, стройную даму под синей вуалью, стоявшую в нерешительности на тротуаре и смотревшую в мою сторону…
Заметив меня, она без колебаний пошла вперед… Я вылез из кареты и пошел ей навстречу… Она, с своей стороны, ускорила шаг, но, подойдя близко ко мне, вдруг поскользнулась и наверно упала бы, если бы я не подхватил ее вовремя под локоть…
— Благодарю, — сказала она, — это — я… Я боялась, что вы не приедете…
— Разве вы мне писали?
— Да… Будто вы не знаете?
— Сударыня, мало ли я получаю всяких писем; не могу же я на все отзываться! Я страшно
Она на меня посмотрела странным взглядом и сказала:
— Если вы чего-нибудь боитесь, то прикажите вашей карете ехать сзади нас…
Я пожал плечами и громко приказал кучеру не ждать меня и ехать домой, а сам пошел с ней рядом по направлению к Дворцовому мосту…
Она откинула вуаль и первое, что меня поразило, это глубокие синие глаза; лицо ее было выразительно, но очень бледно. Говорила она нежным, проникающим в душу голосом. По всем признакам это была женщина, принадлежавшая к хорошему обществу; но когда мы шли рядом, она старалась идти как можно ближе ко мне, и я несколько раз чувствовал ее прикосновение…
— Зачем вы огорчаете меня? Первые же ваши слова, которых я так страстно ждала от вас, была — неправда… Хорошо ли это?
Но я решил не сдаваться и развязным тоном старался ее уверить, что наша встреча не более, как забавное недоразумение, что я от нее никаких писем не получал и что она, вероятно, меня принимают за другого, и что если я вышел из кареты, то вовсе не потому, что ожидал свидания с ней… Затем, так как мы не замаскированы и нам нет нужды обманывать друг друга, поэтому, если она желает, мы можем сейчас же вернуться к Биржевому мосту, где, может быть, ее ожидает с нетерпением ее настоящий избранник. При этом я предложил ей идти под руку. Это была с моей стороны неосторожность; она прижалась ко мне, и от прикосновения ее тела что-то жгучее разлилось по моим жилам, и я почувствовал неудержимое влечение к этой странной незнакомке, которую даже не разглядел как следует.
— Все это неправда, — говорила она, — вы именно тот, кого я звала… Но вы должны были знать это еще ранее… Не вы ли сами какой-то странной силой вызвали мой дух к себе?.. Вы же знаете, что вы были у меня, и я была у вас.
— Что такое? Я не понимаю вас… Как это я мог быть у вас и вы у меня? — продолжал я слабо отнекиваться и чувствовал, что мой голос дрожит.
Она взглянула мне в лицо своими лучистыми глазами…
— Я даже могу описать вам ваш дом и вашу комнату, — сказала она, — и если и этого вам мало, то напомню вам о двух женщинах, которых вы любили…
— Но кто же вы, если вы это знаете?
— А кто вы? — сказала она, не отвечая на мой вопрос, — это надо кончать… Более нельзя… Вы придете ко мне, потому что я ваша… Так суждено… Но прежде вы должны съездить, я вас умоляю, в Лесной; там в четвертой просеке, направо за деревьями, вы подойдете к маленькому памятнику и увидите, что надо…
— Извольте; если хотите, поедемте хоть завтра?..
— Нет, вы поедете один…
Я обещал, хотя решительно не понимал, зачем это надо… Незаметно мы дошли до ее дома; было уже темно. У подъезда, когда я стал прощаться, она порывисто и крепко схватила меня за руки и страстным и молящим голосом еще раз просила меня съездить туда и требовала, чтобы я перестал наконец ее мучить и освободил от странного состояния, в котором она уже давно находится… Я старался ее успокоить, как мог, и когда к подъезду кто-то неожиданно подъехал, я, ничего более не говоря, поспешно ушел от нее, взволнованный до глубины души…
Вечером мне надо было быть у князя. Должно быть, я не сумел скрыть своего настроения, потому что, взглянув мне в лицо, он спросил:
— Что случилось?
— Ничего, — отвечал я…
— Верно, больны?
— Нет, я здоров.
— А.
И он со свойственной ему деликатностью перестал расспрашивать, но сократил доклад и отпустил меня ранее обыкновенного…
Я решил не исполнять странную прихоть незнакомки, но не выдержал и на следующий день поехал утром кататься на автомобиле, а потом, сам не помню каким образом, очутился в Лесном. Я сидел рядом с шофером, во всю дорогу не проронил ни слова… Очевидно, мое молчание не понравилось шоферу, и он меня спросил: «не хотите ли повернуть домой?»