Музейный артефакт
Шрифт:
До них было не больше стадия, следовало быстро уходить. Но напарник Гершама, расставив руки и присев, пошел навстречу, как хозяйка, загоняющая в курятник отбившуюся курицу. Только в отличие от хозяйки в левой руке он держал факел, а в правой – длинный нож, лезвие которого зловеще отсвечивало желтыми бликами.
Но Кфир почему-то не испугался. Он много раз видел учебные бои римских солдат: они бились на мечах и кинжалах, метали копья, схватывались в рукопашную… И хотя сам он никогда не тренировался, сейчас тело действовало так, как будто за спиной у него были сотни выигранных схваток. Присев, юноша сгреб горсть песка, швырнул в глаза противнику, а когда тот зажмурился, издал громкий пугающий крик, прыгнул влево, уклоняясь от инстинктивного
Пожар с треском прорвался сквозь пальмовую крышу, к небу взлетел столб огня, окруженный мириадами искр, и донесся отвратительный запах горелой человеческой плоти – это Гершам горел в геенне огненной…
Кфир бросился к дороге и помчался прочь. Сзади доносились злобные крики и топот ног преследователей. Они неотвратимо приближались. Юноша бежал изо всех сил, хотя не знал, надолго ли их хватит. Разгоревшийся сзади пожар мятущимся неверным светом освещал местность, впереди маячила длинная изломанная тень. Это был он сам. Эх, если бы превратиться в бесплотное и неуязвимое существо, которому не страшны суковатые дубины и сточенные от долгого использования ножи иудитов…
Но тут послышался тяжелый стук копыт. Кфир обернулся. Слева ярко пылала овчарня, а по дороге стремительно приближался кусок мрака, который раскидал факелы преследователей и через секунды материализовался в черного всадника на огромном вороном коне, каких вчерашний раб не видел даже в конных легионах Рима. Наездник тоже был огромен. Черный плащ сливался с чернотой ночи, даже лицо не белело в тени капюшона.
Конь затормозил так резко, что из-под подков вылетели снопы искр, как будто под ними была не каменистая иудейская земля, а сплошной римский булыжник. Кфир никогда раньше не ездил верхом, но сейчас легко взлетел на высокий круп скакуна и крепко обхватил руками сидящего впереди. Тот был твердый, как железная статуя, и горячий, будто статую раскалили на костре.
В тот же миг вороной сорвался с места. Крики преследователей и треск пожара сразу остались далеко позади. Конь скакал во весь опор. Иногда Кфиру казалось, что он взлетает в воздух, пролетает пятьдесят – сто ба [9] по воздуху и плавно касается земли, потом взлетает вновь… Огромный костер за спиной мгновенно растаял в ночи, звезды из точек превратились в узкие золотистые полосы, луна желтым мазком размазалась по небосводу…
Холодный ветер бил в лицо, но Кфиру было тепло от исходящего спереди жара. Оба седока ритмично покачивались – первый в высоком персидском седле, второй – на плоской подушке, набитой чем-то похожим на свежескошенную траву. На удивление, Кфиру не было страшно. Упоенный бешеной скачкой, он потерял счет времени и не мог точно сказать, как долго длился этот бешеный бег: полчаса, час или шесть часов… Только небо впереди стало светлеть, как светлеет потемневшая гера [10] , если ее потереть содой.
9
Ба – мера длины, равная приблизительно двум метрам.
10
Гера – мелкая монета.
Черный конь с сумасшедшего полубега-полуполета перешел сначала на рысь, потом пошел шагом, ритмично цокая по булыжнику железными подковами. Вокруг расстилалась окраина большого города: погруженные во мрак жалкие лачуги бедноты постепенно сменялись более приличными строениями.
«Что это? – подумал Кфир. – Неужели Ершалаим? Туда же, говорил Гевор, не меньше трех дней пути…
Они остановились у небольшого двухэтажного дома. В отличие от соседних, погруженных во тьму строений, здесь на втором этаже в одном окне горел свет. И тут же Кфир впервые услышал ржание огромного коня, который проделал столь необычный путь в иудейской ночи. Оно было громким, басовитым и вибрирующим, в такт ему вибрировали и взмыленные бока животного.
Почти сразу распахнулась дверь, и на крыльцо вышел старик в длинном халате, ночном колпаке и с горящим светильником в руке. Не взглянув на Кфира, он низко поклонился всаднику.
– Приветствую тебя, Хазул, – скрипучим голосом произнес он. – Спасибо, что так быстро исполнил мою просьбу!
Тот ничего не ответил и даже не изменил позу. Однако старик быстро закивал головой и стал кланяться, бормоча что-то себе под нос.
Только после этого он взглянул на молодого человека и сделал широкий жест рукой, приглашая его войти в дом. Кфир принялся неловко сползать с крупа коня, это оказалось выше, чем он думал – как будто со второго этажа спуститься. Сорвавшись, он больно ударился ногами, толчок был настолько силен, что он даже упал на землю, но тут же вскочил. Всадник обернулся, старик пал наземь и принялся опять что-то бормотать.
– Дай хозяину две золотые монеты и пять серебряных! – раздался трубный глас, который явно не мог принадлежать человеку.
Кфир хотел поблагодарить незнакомца за спасение, но язык прилип к гортани: под капюшоном была зияющая пустота! Впрочем, это могло ему показаться, так как всадник сразу же отвернулся, тронул поводья, и конь вновь сорвался в бешеный бег, будто находился не на тихих узких улочках предутреннего города, а на пустынной дороге. Сразу же он исчез из виду, и цокот копыт оборвался.
Старик и юноша остались наедине. Не глядя друг на друга, они стояли и отряхивали одежды. Кфир с удивлением увидел, что его сагум впереди прожжен насквозь, как будто горячее тело всадника источало самый настоящий огонь.
– Плащ придется выкинуть, – сказал старик. – Если увидят…
Казалось, сам факт обгорания толстой ткани его ничуть не удивил.
– Ты грамотный?
– Да, с пяти лет учился в синагоге… А потом еще в Риме…
Спохватившись, он запнулся на полуслове: чем меньше людей будут знать о его прошлом – тем лучше. Но старик не обратил на последнюю фразу никакого внимания.
Ночь уже заметно переходила в утро: тени сменялись светом, бархатное покрывало сползло с пока еще серого небосвода. Где-то неподалеку прокричал петух, потом второй, третий…
– Заходи в дом, Кфир, – сказал старик. – И дай мне деньги!
«Откуда он знает, как меня зовут?» – подумал юноша и перешагнул порог дома.
Глава 2
Ученик чернокнижника
80-й год н. э.
Ершалаим
Вилла располагалась на крутом склоне холма, хозяина несли на носилках, а рабы тащились следом, изнывая под палящим солнцем. Тяжелая кабанья нога оттягивала руки, и время от времени Кфир клал ее на плечо, но она не умещалась и соскальзывала. Рядом шел Лисимах – грек, как и он, попавший в рабство по нелепому стечению обстоятельств. Он нес только небольшую амфору с вином, и они могли бы поменяться, но хозяин не разрешал ничего делать без его приказа.
У ворот Авл Луций тяжело выбрался из носилок, стражники раздвинули скрещенные копья, и они прошли в ухоженный сад. По обе стороны усыпанных красным песком аллей стояли на высоких подставках мраморные статуи и богатые греческие вазы. В саду работало много рабов: одни рыхлили землю, другие ровняли кусты, третьи собирали опавшую листву. Все с интересом искоса рассматривали гостей. Авл Луций важно шел впереди – громоздкий, с пухлыми щеками, которые были видны даже со спины.
«Животное!» – с ненавистью подумал Кфир.