Муж для серой птички
Шрифт:
— Силий, не надо. Я ведь все понимаю.
— Хорошие слова. Обычно с них начинается что-то додуманное и перевернутое.
— Это как? — покосилась на него Мируша.
— А так. Ты чего-то придумала и будешь доказывать, что так и было. Сразу говорю, что не было. Даже не думал ни о ком, кроме пропавшей Птички. Чуть за тобой не кинулся в лес, но потом решил, что надо подождать, когда вернешься. Ты женщина умная и разумная. Глупостей не натворишь.
— Мне надо было отдохнуть, — ответила она.
— Я
— Чем закончилась история?
— Ничем. Даша ушла к себе. Какие-то подруги набежали. Теперь обсуждают, что все мужики подлецы. Мы с Тихоном плавно ушли, пока и нам не влетело под горячую руку. Ушел и ушел. Так нам же проблем меньше.
— Я думала, что ты с ней останешься. Помогать будешь, — призналась Мируша.
— Так никто от этого не отказывается. Помогать — это же не значит делать все. К тому же у нее своя жизнь, у меня своя. Вот чего мне было сейчас делать?
Гнать ее подруг и говорить, что она сама виновата? Так Даша вроде понимает, только не признает это, но понимает. Я тогда не вмешивался в ее жизнь, не собираюсь и сейчас. Видел, что не тот человек. Предлагал подумать и не торопиться. Но она уже ребенка ждала. Ума на это хватило, значит и как жить разберется.
— Сурово ты с ней.
— А как иначе? Вот видишь, что человек ошибку совершает. Скажешь ему об этом в лоб, так тебе ответ — не лезь в чужую жизнь. Промолчишь — виноват. Саша видела это до того, как начиналось. Она замечала кто с кем перемигивается, переглядывается и сразу сажала за стол, чтоб разложить весь расклад с последствиями этих переглядываний. А когда она сгорела, быстро так, то я растерялся. Не готов был к этому. Дети сами по себе жить стали. Меня же из жизни выключило. Может Даша в объятиях этого парня пыталась от проблем забыться, пока я заливал? Кто там это поймет? Когда она замуж за него собралась, я уже в ее глазах авторитет потерял. Другим же было все равно.
— Неправильно это. Вот так отворачиваться.
— Но и давить нельзя. Уже взрослый человек. Должен головой думать сам. Это не ребенок пяти лет, которого можно остановить, а взрослый человек.
— Я думала сегодня на эту тему. Вот любишь человека, желаешь ему добра. Стараешься его уберечь от неприятностей и своей заботой душишь. Лишаешь его возможности совершать ошибки. А потом он теряется, когда сталкивается с трудностями. Наверное, если любишь, то надо отпустить и оставаться рядом? — она посмотрела на Силия.
— Согласен. Отпустить и быть рядом. Сложная задача, — ответил Силий. Они зашли в комнату. Он помог ей снять куртку. — Не давить, не навязывать свою волю и быть всегда рядом.
— Ты ведь это не только про воспитание говоришь? — спросила его Мируша.
— Не только, — наклонившись к ее губам, прошептал он.
— Хватит, — уворачиваясь, сказала Мируша и выскальзывая из его рук.
— Чего это
— Мне бы еще в баню сходить не помешало, — ответила она.
— Тоже дело, — согласился Силий. — А я уже думал, что ты опять про свои царапки заговоришь.
— Это не царапки, — возразила Мируша.
— Как увижу, так оценю. А пока ничего не могу сказать по этому поводу, — сказал Силий.
— Вот для тебя все смешно. Но ведь это не так…
— Не будем спорить, — остановил ее Силий. — Сейчас пообедаем, а потом у меня будут дела.
— Какие?
— Разные, — усмехнулся он.
— Не хочешь говорить, так не говори.
— А ты по пустякам не обижайся. Надо Весию с одним вопросом помочь.
— Тогда ладно, — ответила Мируша.
— Ладно? Да никому я кроме тебя не нужен. Зря ревнуешь.
— Я не ревную. Как можно ревновать человека, который сердцу не мил?
— Угу. Никак, — согласился Силий. — И сразу загрустила.
— Так понимаешь в чем дело, — она замялась. — Мне больше Борис не нравится. Он какой-то глупый. Столько не видит. Чего-то надумывает. Разве можно с глупым человеком жить и его любить?
— Ну, для кого-то он будет умный. Люди разные. Не все такие наблюдательные как ты. Некоторым достаточного красивого лица и удали.
— Нет. В человеке должна быть сердцевина, которая и делает его необычным. Эта сердцевина важна. Лицо может испортиться. Вот получит лицо шрам и перестанет быть таким красивым. Или удаль, она может пройти. Заболеет человек и ослабнет. Но останется сердцевина, за которого его и любишь. Красотой можно восторгаться, как солнцем или весной. Но не любить чисто за нее.
— Вот ты мне сейчас эти слова говоришь, так почему они не могут быть к тебе применены? Ты меня все спрашиваешь, почему мне так нравишься. Сама же и ответила на этот вопрос. За сердцевину, которая тебя наполняет. Ты же особенная. Я
это вижу.
— Обычная я, — смутилась Мируша.
— Ты не похожа на других женщин в крепости. А я всех знаю.
— Не хочу обсуждать твоих женщин, которых ты там знаешь. Лучше скажи, о ком помечтать, — отмахнулась Мируша. — Нужен же друг для сердца.
— А я тебя не устраиваю, потому что лицом не вышел? — хмыкнул Силий.
— Так и правда могу сердце отдать. А чего потом мне делать?
— Любить и радоваться жизни, — ответил он.
— Как будто это так просто.
— В чем сложность?
— В том, что я только привыкну, а потом отвыкать придется. С мечтами проще. Это же мечты.
— Согласен. С ними проще, чем с самой жизнью, но не так интересно, — ответил он.
— Я подумаю, — поднимаясь, сказала Мируша. — Как ты верно заметил, у нас с тобой еще много дел.