Муж мой - враг мой
Шрифт:
И для Лиса.
Тяжёлые, напористые толчки, и с подсказкой Лиса я обвиваю его талию ногами, и ощущения от этого чуть, но меняются.
Он держит меня под попу, и вжимает телом в стену, и бьёт, бьёт, бьёт внутрь меня…
Мои мышцы напряжены и дрожат, а глаза закрыты, я взмокла, и от каждого точка мужа между моих ног — все ближе к заветной молнии.
Он рычит, а я всхлипываю, молния так близко, совсем рядом, вот-вот, и я отчаянно цепляюсь за него и выгибаюсь. И когда она, ослепительная и упрямая,
И чувствую, всей собой чувствую, как прокатывается по его телу волна дрожи. Как он замирает, войдя в меня до упора. И я ощущаю его так глубоко и полно!
Мы оба замерли, и я, перебирая его волосы, думаю о всяких глупостях, вроде того, что супружеский долг, оказывается, можно отдавать не только сидя, но и стоя — хотя казалось бы!
А уж относительно возможных мест, я ещё после кабинета иллюзий могла бы не питать…
— Да, ваша светлость, — внезапно сообщает Лис, выходя из меня, и прекращая меня расплющивать о стену.
— Что? — растерянно вынырнула я из своих мыслей.
— Да, ваша светлость. Вы можете полить мне воду на спину.
— Истинно благородные тэйры не носят на себе подобных вульгарных... украшений! — чопорно сообщила я супругу по поводу трех длинных алых полос, перечеркнувших его спину от левой лопатки до правого подреберья.
Настроение было вредным и игривым.
Супруг возвел очи к потолку, и с явным усилием промолчал.
Тем самым опровергнув мои грязные инсинуации, и доказав, что как раз он-таки истинно благороден!
К обеду мы вышли без опоздания только чудом: Анабель проявила чудеса скоростного одевания, зашнуровывания и причесывания.
Обед прошел в непринужденной, светской обстановке, а я получила наглядную иллюстрацию к словам матушки о том, что этикет — благо, и, для тех, кто умеет им пользоваться — броня и оружие разом.
Оба герцога, благожелательно улыбаясь, пробовали на прочность шкуры друг друга, ковыряя этикетную броню этикетным оружием.
Время от времени за кто-нибудь из братьев пытался принять участие в забаве, и ему тут же прилетало чем-нибудь острым или тяжелым в изящной формулировке.
Дамы делали вид, что ничего не происходит.
Мужчины делали вид, что не наслаждаются происходящим.
Это был самый странный семейный обед в моей жизни — включая даже те, на которых тэя Керолайн и её окружение пытались меня сожрать.
Братца Виторика я перехватила уже перед самой посадкой в карету.
Мысль о необходимости этого разговора варилась в моей голове со вчерашнего дня, вот только как его начать...
“Смирись, Нисайем, дипломатия и тонкие намеки — это не твоё”, — подумала я, и рубанула в лоб:
— Виторик, ты хочешь, чтобы твоя жена была счастлива?
— Ты хочешь сказать, что моя жена несчастна?! — возмущение виконта Крионского было неподдельным.
Н-да, наверное, над подбором слов всё же надо было еще подумать.
Я сделала лицом “Я этого не говорила”, но мы оба знали, что да — как раз это я и сказала.
— Нисайем, — вздохнул братец, с которого я увлекла подальше для приватного разговора, отгородившись от провожающих Лисом. — Давай без этих штучек, хорошо?
И попросил:
— Если ты хочешь что-то сказать — говори.
Ладно, как знаешь, я пыталась тебя подготовить…
— Оленна хочет заниматься боевой магией, — сжато и по дело проинформировала я его, и насладилась шоком родственника.
— Но… Она же… Растения, выставки…
— Я предложила ей забрать в Лунь оранжерею — отказалась, — в том же кратком стиле разрушила я этот довод.
— Оленна… Нисайем, но меня же свет не поймёт, если я позволю женщине…
— Виторик! — теперь возмутилась уже я. — Оленна не хочет применять боевую магию! Она её просто любит и хочет изучать!
И пока маркиз Крионский подбирал аргументы, почему это никак не допустимо, тоном ворчливой старухи заключила:
— И вообще, что тебе дороже — чье-то мнение, или счастливая жена? Ты же мужчина! Что тебе какие-то там сплетники?
Аргумент был, конечно, так себе, потому что есть сплетни, а есть репутация, и если первое — удел слабых женщин (ага-ага!), то пренебрежение вторым недопустимо для дворянина.
Но ведь Оленна действительно не собирается воевать!
Какой ущерб репутации может случиться от того, о чем никто не узнает?
— Тэя Нисайем, вы попрощались с братом? — очень удачно вмешался в наш разговор супруг, окликнув меня и не дав Виторику выстроить контрдоводы.
— Да, ваша светлость!
— Тогда позвольте, я помогу вам...
Муж привычно помог мне залезть в карету, и сел сам.
Последние прощания, уже без слов, взглядами и кивками, и кучер, щелкнул кнутом, трогая с места, а вслед за ним тронулся и второй экипаж, со слугами.
Когда мы покидали двор замка Лунь, я в окошко видела задумчивое и сосредоточенное лицо Виторика.
— Это была плохая шутка, Нисайем, — устало сообщил Лис, и только тут я заметила, что он хмурится.
Я обернулась к нему. Я в принципе, искренне готова была признать его правоту, тем более что и матушка зачастую находила моё чувство юмора неуместным, только не совсем понимала, о чем идёт речь именно сейчас.
— Твоё… мягко скажем, не соответствующее истине заявление о желаниях моей сестры, — пояснил он.
И я, не понимая, откуда взялось это осуждающее выражение лица супруга, и от этого почему-то пугаясь, растерянно выдала: