Муж мой - враг мой
Шрифт:
Матушка пришла, когда две служанки, смутно знакомые с детства, заканчивали помогать мне со сборами к ужину.
— Что ж, — сказала она, когда мы с ней под руку плавно и чинно направились к парадной столовой. — Ты молодец уже хотя бы в том, что выжила Керолайн.
Изумленная столь вольным толкование фактов, я взглянула на матушку, но мое негодование пропало впустую.
— Поверь, жизни бы она тебе не дала, не с её характером, — похлопала она меня по руке. — Но теперь тебе следует развить успех и закрепить свое положение рядом с мужем! А ты? Что делаешь ты?
Я
— О, я помню о планах твоего отца и том, что он забил тебе голову этой чушью! — небрежно продолжила герцогиня Аласская, шествуя по своему дому(?), — Артефакт замка Лунь, и прочие глупости. Поверь мне, это всё полная ересь. Артефакт нужен для обороны замка — отлично, верни его домой. Но прочее — это просто безумие! Открыть правду о себе всем и позволить себя отослать?! Тебе, наоборот, следует позаботиться о том, чтобы твой муж никогда, никогда не узнал этой правды, и больше думать о том, чтобы быть ему хорошей женой и всячески ублажать. Бери пример с Оленны. Виторик от нее без ума! Она всегда приветливо улыбается и со всеми мила - и её все любят. А ты? Что за кислая мина, позволь спросить моя дорогая?
Гневно трепещущие ноздри выдавали глубину переживаний моей матушки, с которыми она загоняла в меня раскаленные иголки своих слов.
— Я представляю, что тебе сказал твой отец. Что после развода для тебя всё будет по прежнему. Но он мужчина, и он просто не понимает, что такое для женщины — развод. Твоя жизнь изменится, моя девочка. Ты станешь парией, тебя больше не будут принимать в свете, и никогда не пригласят ко двору — и это лишь малая часть последствий.
Она остановилась, взяла мои руки в свои, и, проникновенно глядя в глаза, грустно сказала:
— Поверь мне, я лишь забочусь о твоем положении, родная…
И кто-то другой, измученный всем, что творится вокруг, и бесконечно уставший терпеть, ответил ей вместо меня:
— О моем положении — или о своем, матушка? Что станется с вашим положением и статусом, если ваша дочь разведется, и свет узнает, что она — ведьма?
Холод взгляда тэи Эмелисы был куда гуще холода зимней ночи за окном.
— Что ты себе позволяешь, девчонка?
Я не нашлась, что ответить на этот вопрос. А действительно, что я себе позволяю: защищать себя? Говорить с ее светлостью открыто?
Что я себе, наконец, позволяю?
— И что дурного в том, что я беспокоюсь о своем будущем? — ледяным тоном продолжила тэя Эмелисса. — От этого всё, что я тебе сказала, не перестало быть правдой.
Я продолжала стоять молча и смотреть ей в глаза. Ее светлость сильнее стиснула мои пальцы:
— Послушай доброго совета, дочь, — спокойно и властно произнесла она. — Твой отец уже не молод, и после него герцогом Аласским станет твой брат. Твой развод, если он случится, ударит и по нему тоже, и по его жене. Как ты думаешь, девочка, он будет очень тебе за это благодарен?
Я думала о том, что за весь разговор матушка ни разу не назвала меня по имени.
Ужин прошел сложно: мне кусок в горло не лез, и я разделывала ножом и вилкой поданные блюда на мелкие кусочки, не видя толком, что это, и абсолютно не ощущая вкус. Обеспокоенный взгляд отца и строгая холодность матери спокойствия мне не добавляли. Лис, сидевший рядом, тоже смотрел на меня куда чаще, чем того требовала беседа. Он провел с отцом весь день (в какой-то момент я даже заволновалась, не решил ли папенька потерять родового врага в каких-нибудь катакомбах) и мы едва ли перекинулись парой слов, пока собирались к ужину. Присутствие Анабель и герцогского камердинера не располагало к беседам.
Но я все равно была рада его видеть, хоть и по-прежнему не имела ни малейшего представления, как себя с ним вести. И сейчас я то и дело ощущала на себе его взгляд, но ни разу не подняла глаза в ответ.
Братья старательно делали вид, что всё хорошо, и им не привыкать ужинать за одним столом с Вейлероном. Только Виторик смотрел на меня испытывающе.
Из-за стола я сбежала, как только это стало прилично. Прямо объявила, что желаю походить по дому детства, испросила у мужа дозволения и ушла. Алиссандр оное дозволение дал без восторга, и мою руку в своей задержал при поцелуе так, что пришлось почти вырывать, но… мне нужно!
Правда, долго ходить по замку не стала, только погладила по пути старые камни, утешая — я тебя люблю и помню, и мы еще весело проведем время, но потом, потом…
Тройка коридоров, неприметная дверь, и привет, свобода!
Зима-зимой, но до избушки Рискин у самой замковой стены проскочу, не замерзну!
Ричард, перехвативший меня у самой заветной цели, стал досадной неожиданностью.
— Ваша светлость. — Он склонился в предусмотренном этикетом поклоне, и меня кольнуло обидой.
Вот от Ричи, от человека, который напару с Виториком знал о доброй половине моих проделок, и треть из них утаил от грозного родительского ока, от того самого Ричи, который однажды каялся, что не уследил за мной, и все то время, пока ее светлость распекала нерадивого бастарда своего мужа, загораживал широкой спиной портьеру, за которой я пряталась, от Ричи, учившего меня таскать щенков на псарне так, чтобы им было не больно — от него я такого не ожидала.
— Нисайем, — единокровный брат, поняв мою реакцию, поправился, едва заметно улыбнувшись. — Отец просил сказать тебе без лишних глаз и ушей, что хотел бы завтра до обеда прогуляться с тобой по Соколинной Галерее, — и снова его губы дрогнули в быстрой улыбке. — Если у вас, тэя, нет других планов!
Я вздохом обозначила своё согласие.
Значит, поговорить с отцом без свидетелей раньше не удастся…
Ричи шагнул вперед, и мне на плечи опустился его теплый сюртук, и пока я растерянно хлопала глазами, брат поклонился и отступил, растворившись в тенях — глава разведки Алассов уже на протяжении добрых пяти лет явно не испытывал сложности с маскировочными заклинаниями.
Погладив плотную ткань, я нырнула за дверь.
Путь был привычный и давно знакомый — вот только в этот раз он окончилася ничем. Рискин не оказалось дома.