Мужчина для сезона метелей
Шрифт:
Но… я удержалась.
Я училась на третьем курсе, мои сокурсницы одна за другой выходили замуж. Все чаще в голове мелькали слона дяди Александра — помните, я подслушала его разговор с моими родителями? Что секс позволяет человеку ощутить себя живым при самых тяжелых обстоятельствах. Л мои обстоятельства разве не были тяжелыми?
С Николаем Сушниковым, в то время аспирантом-математиком, мы познакомились в гостях, он… если говорить возвышенным языком, взволновал меня. Высокий, сильный, светловолосый и, что удивительно, способный краснеть. Когда он предложил
Если бы не перемены начала девяностых, мы не поехали бы сюда. Но мы оказались именно здесь. Я снова таила в себе то, что знала.
Потом появились девочки, родители большую часть времени жили в загородном доме, который успели построить, когда мой отец еще занимал свой пост. Теперь тот дом почти в черте города, туда можно доехать на троллейбусе. Когда девочкам исполнилось три года, я осела в коляске. Родители забрали их к себе.
Первые два года, я думаю, у меня был посттравматический шок, кажется, это называется так. Мир сузился до меня одной, мне никого не хотелось видеть, ни о чем слышать.
Но потом, постепенно, я поняла, что буду жить в том мире, который построю сама. Я стала понемногу его расширять, потом все больше, особенно с помощью Интернета. Постепенно перебралась из своего крошечного мира в огромный виртуальный, где правила не просто широки, они беспредельны.
Вы, Лекарь, поймали меня в тот момент, когда я начинала думать, что для меня вообще их нет, никаких правил. Я могу делать все, что хочу.
Надя улыбнулась:
— Все. Я рассказала вам все. — Она повернулась к нему лицом. Оно было спокойным.
— Хорошо, — кивнул он. — Я все понял. Я нашел подтверждение своим мыслям.
— Говорите, каким именно? — потребовала она тоном главнокомандующего своего отдельного мира.
— На долгие годы вы застряли на одной мысли. Вы не позволяли себе затрагивать одну тему. Вы словно впали в оцепенение, которое перешло на ваше тело. Падение на тренировке — результат вашего состояния. От удара произошло смещение позвонков в крестцовом секторе.
— Что дальше?
— Дальше? Все, что закручено, надо раскрутить в обратную сторону, — просто сказал он.
— Вы думаете, я когда-то встану?
— Если захотите, — сказал Лекарь.
Она молчала.
Лекарь тоже ничего не говорил, он наклонился и положил еще одно полено к тому, которое уже обуглилось. Через несколько мгновений оно занялось. Лекарь смотрел в огонь, который лизал темные от сажи кирпичи. И казалось, шептал ему: получится… получится… получится…
17
Николай проснулся в горячем поту. Слава Богу, обрадовался он этому обстоятельству. То, что он увидел во сне, испугало его.
Он провел рукой по глазам, медленно открыл их в темноте кабинета. Повернулся на спину, диванная кожа скрипнула. Он спит здесь с тех самых пор, когда их отношения с Надей — это стало ясно обоим — не могут оставаться прежними.
Но от мыслей, которые
Что дальше? — в тысячный раз спрашивал он себя. Но что-то будет, причем скоро. Сердце обожгло кровью, в висках застучало. Он читал по взгляду жены — она ждет перемен.
Это началось после того, как Надя провела месяц в частной московской клинике, в которой ею занималось светило из Бурденко. Его рекомендовали Надиному отцу люди, знающие толк в медицине.
— Они сказали, что мне нужно продержаться пять лет, — говорила Надя. — Если будет заметно улучшение, хотя бы несколько раз за это время, то все еще возможно.
Во рту стало горько. Пять лет? Да это полжизни. И что же, все это время они с Надей и детьми не смогут жить, как раньше? Они не поедут на море, на любимый детский курорт в Пярну? А если поедут, то ему придется катить ее в коляске, рядом будут бежать дочери, он станет ловить сочувствующие взгляды окружающих? А как он засунет коляску в машину? Нет, ему придется крепить ее на крыше, на виду у всех…
Не будет компаньона на рыбалке, а там Надя просто необходима! Возмущение поднималось изнутри, очень сильное, какого он не испытывал с самого детства.
Он вспомнил, как Надя, вернувшись из Москвы, рассказывая, кружила по комнате на своем кресле. Наверняка нарочно, чтобы позлить его. Он чувствовал, как сильно бьется сердце. Он уже готов был протянуть руку и схватить за поручень, остановить. Но заставил себя засунуть руки в карманы. Переведя дыхание, спросил:
— Ты что?
— Отрабатываю четкость движений. Тренирую вестибулярный аппарат. Доктор велел.
Надя снова развернулась и покатила к журнальному столику поправить вышитую салфетку, съехавшую на самый край полированной столешницы. Он проследил, как взвилось облачко пыли. Без Нади никто пыль не вытирал.
Она полила цветок с жирными зелеными листьями — дерево счастья. В самом низу, у земли, они пожелтели. Хорошо, подумал Николай, что отвез аквариумы к ее родителям. Иначе рыбки бы сдохли.
Николай следил за ней, но у него было такое ощущение, что она делает это автоматически, она вся еще там, где жила столько дней рядом с надеждой. Вероятно, доктор — виртуоз своего дела, подумал Николай, если внушил Наде веру в возможность успеха. Он кое-что узнал без нее, и ничто не вселяло радости.
— Ты… скучал по мне? — Она внезапно остановила коляску прямо перед ним. Она смотрела на него темными глазами, он видел в них ожидание и опасение.
— Да, — сказал он.
Он на самом деле скучал по ней. Он и сейчас скучает по ней, но другой, по Наде прежней. Сейчас он не видел в ней ничего из того, чем она манила его. У нее нет прежнего тела — высоких бедер, тонкой талии, груди, от которой не мог оторвать взгляд. Он видел перед собой женщину в инвалидной коляске, у которой был другой взгляд, другое тело, другой голос. И губы, полные, будто сильно накрашенные. Он, кажется, ощутил их вкус — химический, жирный вкус помады. Почувствовал, как тошнота поднимается изнутри.