Мужчина для сезона метелей
Шрифт:
Она сдернула с кровати оранжевый плед, под ним была белая простыня. Сняла, будто шкурку с апельсина, улыбнулась.
Может быть, причина в другом? Впервые после смерти Сергея она отличила этого мужчину от… остальных мужчин. Усмехнулась — глупости.
Гутя взбила подушки, она спала на четырех небольших — две под головой и две рядом, как при Сергее.
В этих мыслях о Сушникове есть для нее что-то новое, это точно. Она представить себе не могла… до сих пор, что ей вообще захочется думать о каком-то мужчине.
Алексей — работодатель, и сколько бы ее бывший одноклассник ни намекал, чего именно хочет от нее, Гутя делала вид, будто не понимает. А когда он произносил слова, в смысле которых нельзя ошибиться, отмахивалась и говорила: «Отстань. Ничего ты не получишь, сам себя ты, грешник, мучишь».
Про грешника — цитата, она слышала, как бабушка читала Петруше книжку, а ей в уши насыпались слова.
Но мужчина на «лансере» зацепил ее. При всей внешней вылизанности чувствовалось в нем что-то такое, отчего хотелось обнять его, приласкать. Как Петрушу? Нет, по-другому. Он не вызывал материнских чувств. Но какая-то задумчивая растерянность в нем заметна. Он словно скрывал что-то под своим идеальным обликом. Русые волосы лежали волосок к волоску, похоже, женская рука не ворошила их ни ночью, ни утром. Хотя в это трудно поверить…
А может быть, с помощью идеальной аккуратности он хочет отгородиться от чего-то? Может, раньше… пил? — внезапно пришло Гуте в голову. Ну вот, приехали… она плюхнулась в кресло. Пора заканчивать с БАДами. Если день изо дня развозить средство от запоев, то слишком трудно будет поверить в существование мужчин без вредных привычек, а стало быть, у нее возникнет искаженное восприятие мира и людей, его населяющих.
Среди близких знакомых у Гути никогда не было пьяниц, раньше в голову не пришло бы заподозрить в человеке такой грех, если бы не БАДы. «Ты, — сказала она себе, — похожа на врача, для которого все вокруг — пациенты».
Ладно, скоро она закончит работать с БАДами. Надоело. Тем более что бабушка предлагает устроить ее в свое медицинское училище, которое теперь называется колледж, преподавать санитарную гигиену. Открылось коммерческое отделение, поэтому зарплату обещают человеческую. А поскольку Петруша на будущий год идет в школу, пора вводить себя в рамки приличной матери первоклассника.
Бабушка молодец, не зря устроила такой многолюдный день рождения. За столом узнаешь больше, чем по телефону. Гутя охотно помогала ей накрыть стол по всем правилам. Даже полистала домашнюю энциклопедию, чтобы расположить в идеальном порядке приборы, как на картинке. Никогда не знала, что складка на скатерти должна проходить по самой середине стола, делить его надвое, теперь не ошибется до конца жизни.
Пожалуй, Гутя впервые занималась столом с таким тщанием. При Сергее к ним часто набегали гости или налетали, как порыв ветра, никого не волновали скатерти, а только то, что на столе. Полупоходная, непредсказуемая жизнь.
Гутя не противилась — ее собственная энергия словно поглощалась мужем, а теперь она удивлялась самой себе — выходит, она другая? Поначалу Гутя испугалась себя такой. Она, оказывается, любит гонять на машине, а Сергей никогда не разрешал ей садиться за руль.
— Ты черепаха, детка, я сам тебя покатаю.
Оказывается, она болтушка.
— Ты молчишь, детка, это нормально, я сам все скажу.
Она не обижалась на него, напротив, даже гордилась — Сергей старше на десять лет, у него полгорода знакомых, а он выбрал ее.
— Августа, где ты? — услышала она вопрос бабушки.
— Я здесь, — подала голос из кресла. Потом встала и со вздохом пошла к ней. — Я знаешь, что подумала…
— Что? — спросила Тамара Игнатьевна с любопытством.
— Какая же я все-таки… оглобельная, — сказала Гутя с явным отвращением в голосе.
— Какая, какая? — переспросила Тамара Игнатьевна, будто не расслышала.
— Оглобельная, — повторила Гутя. — Прямая как оглобля. Понимаешь?
Тамара Игнатьевна засмеялась:
— Догадалась наконец. Я сама такая.
— Мне кажется, моя честность — глупость. На самом деле, какая разница хомяку, где жить. Надо исходить из интересов хомяковой личности. Ему нужно что? Тепло, еда, забота, любовь. — Она смотрела на Тамару Игнатьевну пристально, словно заставляя ее соглашаться и не спорить. — Каждая Божья тварь достойна счастья, ведь так?
— Но если так, то прежние хозяева хомяка тоже Божьи твари. И вообще, Августа, уже поздно пятиться назад. Ты меня втравила в это дело, и я теперь как танк — только вперед. Не остановишь, пока не кончится горючее — на чем они ходят? На солярке, мазуте? — Тамара Игнатьевна смеялась.
— Какая ты грамотная, бабушка. Знаешь, что не на бензине. Но чтобы вовремя остановиться, важно не то, на чем ходят, а чем тормозят. А ты, значит, как танк без тормозов? Как моя машина до ремонта?
— Что! Ты же говорила, у нее не в порядке что-то еще, кажется… шаровые, я правильно произношу?
— Да, я говорила, что у нее не в порядке шаровые опоры. Чтобы ты не волновалась. Не важно — проехали и это. Но моя машина без тормозов заставила меня притормозить. Хотя делать этого, может быть, не стоило.
— Ты имеешь в виду — прокатиться с тем мужчиной?
— Да, — сказала Гутя. — Что-то я слишком часто о нем думаю. Наверное, от незанятости мозгов. Пора расширить ассортимент БАДов. — Она усмехнулась. — Взять у Алексея какие-то новые добавки. А то привязалась к тебе с хомяком. На самом деле всего и всякого столько крадут, а вы с Петрушей выступили почти спасителями животного. Вообще, — она поморщилась, — мои старомодные представления о честности пора сдать на свалку. Зачем ты меня так воспитала, а? — спросила Гутя.
— Я? Тебя воспитала? — с возмущением в голосе воскликнула Тамара Игнатьевна. — Да ты родилась такая! Не представляю, между прочим, почему. Я сама не была образчиком честности. Ни в каком смысле. — Она усмехнулась. — Да и Полина… — пожала плечами.
— Могу себе представить, как трудно приходилось с тобой мужчинам. Такая красотка! — Гутя шумно вздохнула. — Я недавно его листала. — Гутя кивнула на толстый альбом с бархатными корочками.
— Ты вообще-то похожа на меня. Правда, немного, — заметила Тамара Игнатьевна.