Мужчина не моей мечты
Шрифт:
В тот миг, когда она оказалась в его объятиях, Саллера окутал ее аромат. Странно, но никогда прежде он не ощущался так остро. Свежий, дурманящий, как воздух над полем разнотравья в солнечный день. Он расслаблял и будоражил одновременно, его хотелось пить и окунаться в него снова и снова. Мужчина прикрыл глаза, как пьяный, потянулся к девушке и лишь с большим трудом сумел отогнать наваждение.
Вернее, это она остановила его, напомнив о муже.
Птархов муж…
Герцог бросал ей что-то оскорбительное, она парировала, глядя прямо ему в лицо. Не отступала, не начинала, как обычно, быстро и мелко блеять: «Простите-простите-милорд-простите», а
«Да она ли это? — вдруг мелькнуло в голове, и Саллер усмехнулся тому, какие глупости приходят на ум, если ты устал и спишь всего несколько часов в день. — Надо отдохнуть».
«Вы недостойны», — припечатал он, стараясь задеть, уязвить посильнее, и отошел к столу. Теперь мужчина уже сам стремился увеличить между ними расстояние. Однако новые ощущения никуда не делись, притупились, но не исчезли. И он снова сорвался, уже в конце разговора — позволил гневу овладеть собой, рванулся к ней, схватил за руки. И ее запах снова накрыл его, моментально привязывая к этой женщине.
Она облизала губы, и внезапное острое желание окатило напряжением низ живота. Первый раз за все время знакомства он почувствовал, что отчаянно ее хочет. Здесь и сейчас. Ворваться в тело. Взять властно, почти грубо, как берут воины своих женщин после сражения или серьезной стычки — пока не угасло еще ожесточение боя и кровь с ревом бежит по жилам.
Он представил, как наклоняет ее вперед, раздвигает ноги… резко прижимает к бедрам ее ягодицы… чуть отталкивает от себя, чтобы задрать платье на спину…
И снова его вернул к реальности вопрос о Трэе. А еще собственная привычка к самоконтролю и дисциплине, которая схватила его за шиворот и как из воды вверх вытолкнула обратно в привычное состояние эмоциональной холодности.
«Если не ты управляешь своими желаниями, а желания управляют тобой, ты исполняешь чужую волю. Если исполняешь чужую волю, ты — раб, и тебе не пристало называться «истинным»…
Заповеди «Чистой Крови Истинных», которые внушали ему воспитатели с возраста «первых шагов», всегда помогали справляться со страхами, порочными желаниями, с гневом, затмевающим разум, со слабостями физическими и душевными. Помогли и сейчас. Он внутренне встряхнулся, как заклинание повторяя про себя на языке древних: «В моей воле весь мир», медленно выдохнул и отпустил чужую жену. А потом постарался сделать так, чтобы она скорее ушла…
— Рэм, — ожила на столе переговорная пластина. — Что там у тебя? Докладывай. Удалось наконец допросить дочь Гольвена?
Беседа с его величеством заняла не меньше получаса.
Дядя просто-таки жаждал отнять Мэарин у бедняги Трэя. Присвоить… В крайнем случае вернуть герцогу — такой вариант его тоже устраивал. Но оставить единственную в мире хэленни в руках этого малолетнего бездельника? Какие глупости…
Саллер подавил неожиданно возникшее малодушное стремление согласиться с предложением дяди и заверил, что все будет под его контролем — и беременность, и роды, и воспитание наследника. Он не спустит глаз с семейства Ольес. На том пока и порешили. Король сделал вид, что отступил… временно, попрощался и оборвал связь, а герцог отправился к Мири.
Она просила о встрече с мужем, беспокоилась, переживала, а он, раздосадованный, раздираемый непонятными чувствами, отказал ей и сейчас спешил исправить ошибку. Если она стремится к своему обожаемому Трэю, так тому и быть — он не станет препятствовать. Пусть сидит у постели, причитает над раненым, промокает белым кружевным платочком его лоб. Чем там еще занимаются в подобных случаях светские барышни?
Подошел к ее комнате и, ощутив непонятное внутреннее волнение, застыл на месте. Помедлил пару мгновений и только затем постучал.
— Войдите…
Она стояла в глубине комнаты. Высоко поднятая голова, прямая спина, сложенные за спиной руки и покрасневшие, припухшие от недавних слез веки. Такая маленькая, беззащитная, гордая и очень несчастная.
— Вы плакали, миледи? — вырвалось у него помимо воли.
Сердце щемило, в груди невыносимо пекло, и я ничего не могла с собой поделать — слезы сами текли из глаз. Попыталась собраться и прекратить это безобразие. Не получилось… Уткнулась лицом в ладони, беспомощно всхлипывая, как испуганная девочка. Хотя почему «как»? В незнакомом мире, в роскошно обставленной спальне чужого поместья в теле графини Мэарин Ольес плакала испуганная девочка Маша Климова.
До сих пор со мной не случалось ничего экстраординарного. У меня и врагов-то серьезных не было. Так, несколько недоброжелателей и завистников. Впрочем, у кого их нет. Даже влюбиться по-настоящему пока не успела — сильно и безоглядно, чтобы искры из глаз и башню напрочь снесло. Все, как я надеялась, ждало впереди.
Жила, училась, работала, развлекалась. Заботилась о брате. Горевала и радовалась. Плакала и смеялась. Увлекалась и разочаровывалась, чтобы увлечься вновь.
И в любую минуту подсознательно чувствовала свою защищенность. Рядом со мной всегда находились Петька, друзья и близкие. Да и родители, пусть редко одаривали вниманием, но никогда не отказывали в помощи. В конце концов, даже «моя полиция» очень ненавязчиво, но тоже меня, законопослушную гражданку, берегла. Я воспринимала это как неизменную данность своей жизни. Что бы ни случилось — помогут, поддержат, выручат.
А сейчас внезапно очутилась один на один с непонятной, явно враждебной ко мне реальностью. Такая маленькая-маленькая я и такой огромный, пугающий мир. Чужой мир. Только я и он. И рядом со мной никого. Вообще никого. То есть абсолютно.
— Петька… — по-детски шмыгнула носом. — Где же ты, Петька? Ты так мне нужен сейчас, так нужен… А тебя нет…
Я редко позволяла себе раскисать. Так уж получилось, что из нас двоих я была самой рассудительной и обязательной и с детства привыкла отвечать не только за себя, но и за Петьку. Защищала перед родителями, прикрывала, оправдывала многочисленные проделки.
«Тебе положено, — насмешливо подмигивал он, — ты же старше».
Ну да, старше, с этим не поспоришь. Я действительно родилась на двадцать минут раньше брата, и он по праву — когда в шутку, а когда и всерьез — называл себя младшим. Впрочем, «младший» в любую секунду готов был встать каменной стеной между мною и любой опасностью.
Внешне невероятно похожие, как две половинки одного целого, мы не совпадали ни характером, ни темпераментом, ни интересами. Даже профессии выбрали разные. Петька поступил в Финансовый университет и сейчас гордился тем, что является без пяти минут дипломированным страховщиком, а я заканчивала истфак МГУ по программе «История искусств». Но как бы мы ни отличались друг от друга, всегда, сколько себя помню, держались вместе.