Мужчины Мадлен
Шрифт:
Однажды ко мне подошла одна из близняшек (я, как всегда, не поняла, Жаклин это или Жаннин) и сказала:
– Помнишь, ты искала каморку, чтобы хранить свои вещи? Вон там, в магазине, где продаются галстуки, сдается кладовка. Кто-то сказал хозяину, что ты ищешь подобное место, и он просил тебя зайти.
Я оглянулась и посмотрела на вывеску «Cravates & foulards» [15] . Она выглядела весьма респектабельно, но не роскошно. Магазинчик для буржуа среднего достатка. Такие люди о себе говорят: «Мы богаты для бедных и бедны для богатых».
15
Галстуки и шейные платки (франц.).
Я подумала, что, приходя на площадь Мадлен, выгляжу так же: дамой среднего достатка. По мне не скажешь, какие приемы мы посещаем с N (он по-прежнему соблюдал внешний декорум нашей жизни). Я лгу дома и лгу здесь. Там и там ношу маски.
В болоте слов, бесстыжих словЯ увязаю днем и ночью…О маска, шелковая ложь!Кто скрыт тобой? Не знаю точно.– Не волнуйся, – сказала Жаклин или Жаннин. – Мсье Дени – очень приличный человек. Он, – сильно выделила голосом близняшка, на что я тогда не обратила внимания, – к тебе приставать не станет. Он педик, любит только мальчиков. Но страшно скрывает это, и даже когда к нему в лавку заходит симпатичный парень, хозяин держится пристойно, не дает воли ни рукам, ни взглядам. Со своими он встречается отнюдь не в лавке! У них есть тайные клубы, где они вроде бы о политике говорят, а на самом деле… Да черт с ними, пусть живут. Лишь бы не отбивали у нас, у девушек, клиентов! Но мсье Дени – человек понимающий. Он всегда покупает у нас много цветов для своего магазинчика. Ну и вообще… Кстати, он хочет купить твои картины, так что, думаю, у вас найдется о чем поговорить.
Лишь войдя в лавку и увидев мсье Дени, я его сразу вспомнила – полноватый, очень респектабельный человек часто появлялся около цветочниц. И не раз я заставала его, оглянувшись, за своей спиной: он рассматривал мои этюды, а раза два даже покупал их. Да вот и они, уже в хорошеньких рамках, висят по стенам. И вокруг цветы, цветы, цветы – те же, что изображены на моих полотнах.
Не скрою, я была польщена, увидев свои работы, охотно приняла от мсье Дени кофе с рюмочкой сливочного ликера (тут наши вкусы вполне совпадали) и начала его слушать вполне благосклонно. Он сразу предложил мне помещение для моих вещей, однако деньги брать отказался, а сообщил, что еще и мне станет платить, если я… буду писать свои картины вот здесь, в помещении его лавочки.
– Не каждый день, ch'eri Мадлен, – уговаривал мсье Дени, – а хотя бы раз или два в неделю, в самую ненастную погоду. Это будет спасением для вашего здоровья, ведь площадь пронизана ужасными сквозняками, недолго и простудиться, а вы всегда так легко и изящно одеты! Здесь же так тепло… А когда вам захочется отдохнуть, вы всегда сможете удалиться вон туда, в ту комнатку, где стоит удобная кушетка, на которую можно прилечь на несколько минут, а потом опять выйти в торговый зал. К вашим услугам всегда будут бутерброды, чай или кофе, пирожные… Думаю, с вами у меня не будет отбоя от клиентов! А вы сможете продавать свои картины и здесь, и на площади. Я устрою для них особую витрину, чтобы их мог видеть с улицы каждый прохожий!
Я слушала хозяина магазина с простодушным восторгом. Его предложение было для меня просто манной небесной! Я уже не могла отказаться от той двойной жизни, которую вела, не могла отказаться от Мадлен, от моих картин, а подступали холода, обещая студеную осень и еще более студеную зиму. Я с ужасом подумывала: неужели мне придется одеваться, как девушки, продавщицы цветов, в теплые рейтузы, толстое пальто, повязывать голову платком, да еще и нахлобучивать сверху шляпку, а на пальцы натягивать ужасные вязаные митенки? Нет, нет, невозможно! А тут – тепло, крыша над головой, постоянные покупатели…
– Но знаете, я ведь никогда не знаю заранее, что приду, – пояснила я виновато. – Я замужем, и мой супруг не должен знать, куда я ухожу и что делаю, поэтому мне приходится пользоваться его отсутствием…
– Я все прекрасно понимаю, – с тончайшей улыбкой сказал мсье Дени. – Вы будете вольны в распорядке своего дня. У вас, конечно, дома есть телефон? Так вот, когда вы сможете появиться, просто телефонируйте мне, чтобы я знал о времени вашего прихода наверняка. Договорились?
Помнится, я тогда удивилась: зачем ему знать время точно? Но не придала этому значения. Мы уговорились, и я, оставив свои вещи в теплой чистенькой кладовке, отправилась домой впервые налегке и вошла через парадный, а не через черный ход спокойно, не опасаясь попасться на глаза мужу или соседям, которые могли бы увидеть мой этюдник и спросить, что это вообще такое. До сих пор мне везло, я умудрялась проскользнуть незамеченной, но так не могло длиться вечно. Короче говоря, я была очень довольна и даже не подозревала, что меня ждет.
В первое мгновение Алёне почудилось, что это Виталий так темпераментно возвращается, но тотчас же она поняла, что шаги раздаются с другой стороны. А вот и тот, кто топал, – налетел на Алёну, облапил ее, дыша перегаром, и пропыхтел:
– Будешь, сучка, меня шантажировать, да? Так я с тобой знаешь что сделаю! Даже не пикнешь у меня! Вон Левка Парамонов со мной связался, так с того дня в коме лежал и только позавчера вышел. А тебя я в такую кому щас введу, что никогда из нее не выйдешь!
Коротков! Алёна мигом его узнала – и по голосу, и вообще, как говорится, сердце подсказало. Она рванулась – Коротков нетвердо держался на ногах, на что и был ее расчет, и качнулся, ослабил хватку. Тогда Алёна высоко вздернула коленку, которая пришлась точно в… ну, короче, промеж ног… А у нее вдруг вспыхнуло совершенно неуместное в данную минуту воспоминание о том, как она однажды при линейном болео чуть не врезала туда же Николаше, и ему спасения ради пришлось подпрыгнуть как можно выше с расставленными ногами. Получилось так смешно и здорово, что они потом вставили такую мизансцену в свое выступление, которое готовили для какой-то милонги… О господи, о чем она думает? Надо бежать, скорей бежать, ведь Коротков сейчас очухается и погонится за ней!
И тут кто-то вырос на ее пути… Мозг опалил мгновенный ужас – то ли Коротков раздвоился-клонировался, то ли умудрился обойти ее, но тут Алёна обнаружила, что это Виталий, который не ушел, а почему-то вернулся. Наверное, решил убедиться, что она нормально прошла по своему темному – слишком темному! – двору.
Оттолкнув Алёну в сторону, Виталий шагнул навстречу Короткову. Они были примерно одинакового роста и одной комплекции и сшиблись так крепко, что оба едва устояли на ногах. Какое-то время мужчины пыхтели и тузили друг друга, потом один бросил другого наземь и кинулся наутек. Алёна в темноте окончательно потеряла ориентацию и не понимала, кто из них есть кто. Однако у нее достало догадливости понять, что Виталию убегать вроде не с чего, значит, бегущий – Коротков, а сшибленный – Виталий. Догонять бегущего она не стала – какой смысл махать кулаками после драки, и вообще скорей сама на кулак нарвешься, а не хотелось бы, – и бросилась к лежащему.
Впрочем, Виталий уже не лежал. Уже поднялся с несколько сконфуженным и одновременно разъяренным видом.
– Удрал этот скот? – спросил хрипло. – Его счастье, а то я бы ему еще вломил!
Разумеется, Алёна промолчала о том, что пока вломленным оказался Виталий, и принялась восхищенно охать, ахать, называть его спасителем и осыпать разными такими словесными лавровыми листочками.
– У вас тут криминальная обстановочка, как я погляжу, – промурлыкал польщенно Виталий. – Но теперь я вас до подъезда сопровожу, а то, может, под крыльцом еще какой-нибудь охотник до вашей чести сидит.