Мужчины свои и чужие

Келли Кэти

– Слушай, брось этот дурацкий психоанализ, Ханна! Мы поженились, мы женаты – и точка. Все женатые люди изме­няют своим партнерам, это вовсе не конец света. Жизнь ведь не «Унесенные ветром», сама понимаешь. Не всегда тебя ждет счастливый конец.

– В «Унесенных ветром» нет счастливого конца, – заме­тила Ханна странно высоким голосом.

– Неважно. Мы женаты, придется тебе со мной мирить­ся. Я такой и измениться не могу, – заявил он.

– Но я думала, что ты меня любишь…

– И люблю, но иногда мне хочется трахнуть кого-нибудь еще, – пояснил Феликс. – А тебе никогда не хотелось?

– Нет, – прошептала она. – Не

хотелось. Мне хватает тебя.

– Господи, у вас, баб, просто мания какая-то: хватает – не хватает… Это же как красное вино, – сказал он, поднимая бокал. – Я его люблю, но это не значит, что я собираюсь пить его постоянно. Иногда мне хочется виски или шампан­ского.

– Тогда что же я? Остатки вина в бутылке? – спросила она, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

Феликс допил вино одним глотком и направился к двери.

– Если ты собираешься продолжать в том же духе, я ухожу. Поживу несколько дней у Билли, пока ты не успоко­ишься.

Ханна чуть было не попросила его остаться, но вовремя опомнилась. Она знала, что не может так унизиться, какой бы несчастной она себя ни чувствовала. Она слышала, как он наверху швыряет вещи в сумку. Через десять минут хлопнула дверь, и только тут Ханна позволила себе расплакаться. Клоди присоединилась к ней.

Вдоволь наревевшись, Ханна вскипятила себе чаю и при­кинула варианты.

Ей очень хотелось позвонить Лиони, услышать ее добрый голос, посоветоваться. Но она не могла: слишком еще было больно и стыдно. Вместо этого Ханна принялась убираться, ликвидируя мерзкие следы вечеринки. Она мыла и терла, пока не заболели руки, и тут зазвонил телефон. Ханна броси­лась к нему, надеясь, что звонит Феликс, чтобы попросить прощения и уверить ее в вечной любви, хоть и понимала, что вряд ли такое случится. Оказалось, звонила ее мать, Анна Кэмпбелл. Она всегда звонила по субботам, прежде чем от­правиться играть в карты с друзьями. Ее звонки стали прият­ным ритуалом.

– Привет, Ханна, – сказала мать. Не в ее характере было называть дочь «дорогая» или «милая».

Ханна тут же разрыдалась.

– Что случилось? Феликс что-нибудь натворил? – дога­далась Анна.

Ханна зарыдала еще громче. Только через пару минут она сумела справиться с собой и поведать свою грустную исто­рию. Она рассказала все, ничего не опустила.

– Приезжай домой, Ханна, – предложила Анна. – Ты бьешься головой о кирпичную стену. Брось его. Я должна была бросить твоего отца много лет назад, да все мужества не хватало. Ты молодая, должна думать о ребенке. Брось его.

Ханна прислонилась лбом к холодной стене.

– Я не могу просто так уехать, – слабо возразила она.

– Почему? Потому что он – предел твоих мечтаний? – горько усмехнулась Анна. – А как ты поступишь в следую­щий раз? Потому что этот следующий раз непременно будет, сама знаешь.

– Но что же я буду делать? – в отчаянии воскликнула Ханна.

– Кажется, твой босс обещал снова взять тебя на работу. Ты всегда говорила, что ему можно доверять в любой ситуа­ции.

– Ты имеешь в виду Дэвида Джеймса?

Ханна замолчала. Разве может она обратиться за помо­щью к Дэвиду? Она наплевала на все его советы. Он явно был ею увлечен, а она им пренебрегла. Он помог ей с карье­рой, а она предпочла выйти замуж за кинозвезду. Господи, он ведь так старался предостеречь ее в отношении Феликса. Милый Дэвид… Нет, кому – кому, а ему она позвонить не ре­шится, даже если

бы захотела.

– Почему бы не обратиться к нему, Ханна? Ты можешь пожить у меня неделю или около того, успокоиться и вер­нуться на работу. Или остановиться у Лиони, пока не най­дешь себе жилье и ясли. Не понимаю, почему ты думаешь, что не сможешь.

– Не могу объяснить, – устало сказала Ханна. Она сей­час была не в состоянии четко соображать и принимать какие-нибудь решения. – Мам, ты получишь огромный счет за этот разговор и пропустишь игру, – добавила она. – Я за­втра позвоню.

– К черту игру! – заявила Анна.

– Я завтра позвоню, – повторила Ханна.

Ей не хотелось, чтобы мать продолжала учить ее, что ей делать. Она хотела только одного: спрятаться и зализать раны. А еще принять ванну и смыть с себя все то, что с ней случи­лось.

Удостоверившись, что дочка спит, Ханна наполнила ванну, разделась и с наслаждением погрузилась в воду. Горя­чая вода понемногу успокоила ее, и она смогла взглянуть на свою проблему трезво. Феликс ее предал и наверняка сделает это снова. Ведь он считает, что это в порядке вещей.

Внезапно ей все стало ясно. Если она останется, то по­вторит путь матери. Разве не порицала она мать за желание сохранить статус-кво во что бы то ни стало – вне зависимос­ти от того, какой ценой приходилось за это расплачиваться? Каждый раз, когда отец возвращался домой в стельку пья­ным, Ханна, прислушиваясь к его нетвердым шагам и грохо­ту падающей мебели, удивлялась, почему мать до сих пор не ушла или не выгнала его. Беда была в том, что поколение Анны Кэмпбелл не верило в такие вещи. Они женились и выходили замуж один раз на всю жизнь. Ханна давно дала себе слово не попасть в такую же ситуацию, не превратиться в рабыню брака, и тем не менее уверенно шла по стопам ма­тери. Ведь недаром она связалась в разное время с двумя мужчинами, которые отняли у нее самоуважение, использо­вали ее и помыкали ею. Сначала Гарри, потом Феликс… Если бы Гарри не ушел сам, она, наверное, до сих пор жила бы с ним. Надеялась бы, что Гарри женится на ней и остепе­нится, хотя прекрасно знала, что остепениться он не в состо­янии.

А теперь ее унижал Феликс. И если она останется, он будет продолжать в том же духе, уверенный, что ему все сой­дет с рук. «Нет! – подумала она в панике. – Ни за что!» Единственное, что она может сделать, – это уйти. Неважно, что болит сердце, неважно, что как магнитом тянет к нему. Ведь это чувство одностороннее. Ханна понимала, что в любых взаимоотношениях кто-то всегда любит больше, и не этот человек контролирует ситуацию. А уж Феликс восполь­зуется своим преимуществом, можно не сомневаться! Если только она немедленно не уйдет. Иначе пострадают и она, и Клоди.

Ханна не могла позволить, чтобы ее дочь выросла в семье, где уважение друг к другу – пустая фикция. Она пред­ставила себе, как Клоди, когда ей стукнет лет двадцать, будет вспоминать, как папочка трахал других женщин, когда мамы не было дома, и ей чуть не стало дурно.

Ханна вылезла из ванны, надела халат и пошла в спаль­ню. Клоди проснулась и загулькала, требуя внимания. Ханна взяла ее на руки и подивилась невероятным глазам Феликса, которые смотрели на нее с ангельского личика девочки. Он всегда будет частью ее жизни – из-за Клоди. И это правильно. Ханна не считала, что следует разлучать родителей с деть­ми. Но и только. Ничего другого она ему не позволит.