Мужчины в ее жизни
Шрифт:
— В моем-то возрасте! — Пожав плечами, Блэки продолжал:
— Говорю тебе — в моей жизни уже идет не основное, а дополнительное время. И я не собираюсь лишать себя последних маленьких удовольствий. Этого, — он помахал сигарой у нее перед носом, — и нескольких капель виски.
Эмма вздохнула с мученическим видом, по опыту зная, что спорить с ним бесполезно.
Шейн принес Эмме бокал шерри и уселся на диван. Его дед и гостья заговорили о свадьбе Эмили, до которой оставалось два месяца. Шейн закурил и, слушая их вполуха, вернулся мыслями к Поле. Его не оставляло беспокойство за нее,
Вскоре оба старика с головой ушли в воспоминания, что, по наблюдениям Шейна, они делали все чаще и чаще за последнее время. Сперва он слушал, но затем часы над камином пробили шесть тридцать. Шейн загасил сигарету, допил виски и встал:
— А теперь я, пожалуй, вас покину. Воркуйте тут без меня. Не делай ничего такого, чего не стал бы делать я, дед.
— Ну, значит, у меня развязаны руки, — отозвался с широкой ухмылкой тот.
— Абсолютно, — весело подтвердил Шейн. Он склонился над креслом и ласково поцеловал деда, дотронулся до его плеча. — Ну, давай. Забегу завтра.
— Да уж, пожалуйста, дружок, сделай милость. Желаю приятно провести время.
Шейн повернулся к Эмме, невольно отметив, как она еще хороша, несмотря на возраст. Он поцеловал ее и сказал:
— Присмотрите тут без меня за моим старым воякой. Я знаю, что он твердый орешек, но ведь вам много лет удавалось держать его в узде.
Эмма с любовью посмотрела на Шейна:
— Обязательно.
— Хм-м. Думаешь, я не держал в узде ее? Еще как! Их смех доносился до Шейна, пока он шел к дверям. Выходя из комнаты, он обернулся и увидел, что они вновь увлеченно болтают, с головой уйдя в мир их общих воспоминаний. Молодой человек аккуратно прикрыл за собой дверь.
Блэки бросил взгляд ему вослед, наклонился вперед и заговорщически прошептал:
— Как ты думаешь, Эмма, Шейн по-прежнему ведет рассеянный образ жизни и гоняется за легкими женщинами?
— Нет, — уверила его Эмма. — Я не сомневаюсь, что у него нет времени на пустяки. Он слишком много работает.
— Все женятся, а он все еще один. А ему уже двадцать восемь, — пожаловался Блэки непривычным для него ворчливым голосом. — Я надеялся, что он устроит свою жизнь раньше, чем я умру, но что-то не похоже. Видно, никогда мне не качать на коленях его детей.
Эмма укоризненно посмотрела на него и тихо усмехнулась:
— Почему же «никогда», дурачок? Что с тобой сегодня? Не ты ли мне всегда твердил, что собираешься дожить до девяноста лет?
— Эх, милая, у меня что-то возникли сомнения. Эмма сделала вид, что не услышала его слов, и поспешно продолжала:
— Шейн обязательно устроит свою жизнь, но только тогда, когда созреет для этого шага.
— Да, пожалуй. — Блэки медленно покачал своей огромной седой головой старого льва. Его лицо приобрело выражение беспомощности. — Нынешнее поколение — ну, не знаю, Эмма, порой они ставят меня в тупик. Они, по-моему, сами создают себе проблемы.
Эмма замерла, неотрывно глядя на него. Говорил он вообще или имел в виду кого-то в частности? Неужели он догадался о чувствах Шейна к Поле?
— А разве мы были другими? Наше поколение ничуть не лучше, дорогой мой Блэки. Подумай — и тебе придется со мной согласиться, сам знаешь. — Эмма улыбнулась, и веселые искорки зажглись в ее мудрых зеленых глазах. — Кто создавал себе большие проблемы, чем я, в определенные периоды моей жизни?
Ему не удалось сдержать смех.
— Что верно, то верно. А я-то — все болтаю про Шейна и не спросил, как дела у Полы. С ней все в порядке?
— Похоже, сейчас у нее, бедняжки, забот по горло. Однако, кажется, Джим пошел на поправку. Искренне надеюсь на это — ради блага их обоих. Пола до смерти перепугалась за него, и я тоже.
— Я как раз собирался спросить насчет Джима. — Блэки как-то странно посмотрел на нее и немного замешкался. — Как долго ему еще находиться в сумасшедшем доме?
— В психиатрической клинике, — поправила Эмма. — Месяца полтора.
— Как долго! Боже, Эмма, какое тяжелое испытание для Полы. — Он потер рукой подбородок и устремил на нее пронизывающий взгляд. — Но он ведь поправится?
— Ну, конечно! — ответила Эмма как можно увереннее, но в ее душе тоже шевелились сомнения.
Затем Эмма улыбнулась одной из своих самых чарующих улыбок и сменила тему:
— Мы решили, что нам не стоит больше пускаться в путешествия, но не хотел бы ты погостить в моем доме на юге Франции? Нынешним летом, Блэки, может, в середине июня, после свадьбы Эмили и до бракосочетания Александра в июле. Что скажешь?
— Звучит заманчиво. Моим старым косточкам может пойти на пользу немного солнечного тепла. Подобно тебе, в последнюю пару недель я ощущал холод северного ветра. Честно говоря, мне даже показалось, что я заболеваю.
— Ты плохо себя чувствуешь? — с тревогой в голосе спросила Эмма.
— Да нет, хорошо. Не суетись вокруг меня, дорогая, ты же знаешь, я этого терпеть не могу. — Его широкий кельтский рот дрогнул в доброй улыбке. — Ничего не поделаешь, мы оба уже не дети. Мы очень, очень стары. — Он фыркнул от смеха, глядя на нее удивленными и в то же время ехидными глазами. — Две старые клячи, вот мы кто, Эмма.
— Говори только о себе, — отрезала она, но и ее лицо лучилось добротой.
Их беседу прервало появление миссис Пэджетт, экономки, которая объявила, что обед подан.
По дороге из библиотеки в изящную овальную прихожую Эмма, подобно Шейну, отметила, что сегодня из походки Блэки исчезла привычная легкость. Ей пришлось замедлить ход, чтобы он не отставал, и ее по-настоящему охватила тревога.
Во время обеда она заметила, что он не столько ест, сколько ковыряет в тарелке. Похоже, он потерял аппетит и, что уж совсем на него не похоже, едва пригубил из своего стакана красного вина. Но она промолчала, решив про себя взять инициативу в собственные руки. Завтра она позвонит доктору Хэдли и попросит его приехать и тщательно осмотреть Блэки.