Мужики и бабы
Шрифт:
– Чего ж ты молчал, когда излишки тебе начисляли? – спросил Акимов.
– Меня никто не спрашивал. Зачитали на сходе, и валяй по домам.
– Ну, что будем делать? – обернулся Акимов к Марии. – Акт составлять? Сам признался, что хлеб есть.
– Пусть идет домой, – ответила Мария.
– Премного вам благодарны, – Орехов поспешно вскочил, низко поклонился, и только его и видели.
– Теперь до дому будет бежать без роздыха, – усмехнулся Акимов, глядя в окно. – Других будем вызывать?
– Нет. – Мария встала. – Для меня картина ясная. Извините за хлопоты, Евдоким Федосеевич. Я похожу здесь по селу. В школу загляну. Старое вспомяну.
– Отдыхайте. Вечером
– Приду.
Часов в пять на агрономическом участке, в бывшей барской усадьбе возле Веретья открылось очередное заседание. На скамейках расселись человек пятьдесят местных крестьян. Окружная комиссия из трех человек – все в белых рубашках с расстегнутыми воротами – двое лысых, один с бритой головой – сидела за столом, лицом к публике. Намеченных для чистки выкликали строгим зычным голосом:
– Коммунист Сидоркин!
– Здесь! – отзывалось тотчас из зала, человек вскакивал, как на военной поверке – подбородок кверху, руки по швам, и шел к столу, становился с торца, так чтобы есть глазами начальство, а ухо держать к публике – вопросы сыпались не только из-за стола.
Когда Мария пришла на чистку, донимали этого бедолагу больше всего из зала. Он стоял красный и часто утирался рукавом синей рубахи.
– Вы, извиняюсь, коммунист. В бога не верите. А зачем крестины устроили? – спрашивал крупноголовый старик, стриженый под горшок, и учтиво оборачивался к председателю комиссии: – Я правильно говорю?
– Правильно, – подтверждал тот басом. – Сидоркин, отвечайте!
– Товарищи, это ж не настоящие крестины. Ребенка в купель не кунали.
– А чем ты нам докажешь? – выкрикивал с передней скамейки Сенечка Зенин. Он был уже здесь.
– Ну спросите хоть крестную с крестным. Они подтвердят мое показание.
– Ах, значит, кум с кумой были? А что это, как не предмет религиозного культа? – торжествовал Сенечка.
– Но ведь крест не надевали, – отбивался Сидоркин. – При чем же тут религиозный культ? Чего вы на меня напраслину валите?
– Погоди, погоди, – остановил его бритый председатель. – А застолица была? Выпивка то есть…
Сидоркин задышал как притомленная лошадь, утерся рукавом и согласно мотнул головой.
– Вот вам и доказательство, – сказал председатель.
– Разрешите мне! – потянул руку Сенечка.
Председатель дал знак рукой, Сенечка встал:
– Товарищи, вот вам двойное нутро одного и того же лица: на словах он – член партии, работник советской кооперации, а на деле – темный приспешник старинных церковных обрядов. Комиссия разберется, место ли такому человеку в кооперации и тем более в рядах партии. Между прочим, завтра праздник международной кооперации – смотр боевых сил ее членов. А что это за боевая единица, которая занимается пьянкой в честь крестин? Факты говорят сами за себя. – Сенечка сел.
– Хорошо выступил товарищ, – сказал председатель и поглядел в зал: – Еще желающие есть? Может, предложения будут?..
– Вы свободны. – Председатель кивнул Сидоркину.
Тот вышел.
– Кто там очередной? – спросил председатель соседа справа.
Такой же строгий, насупленный сосед указал темным толстым пальцем на список.
– Ага, – кивнул председатель и прочел: – Миронов Фома Константинович!
– Здесь!
Это был молодой рослый мужик лет тридцати, чисто выбритый, в отглаженном коричневом костюме и в галстуке. По всему было видно, что готовился он к этой чистке серьезно и тщательно.
– Расскажите нам вашу трудовую автобиографию, – попросил председатель.
Миронов вяло и долго рассказывал, где родился, кто отец с матерью, на ком женился
– Кто вас надоумил создать колхоз?
– Ну, кто меня надоумил? Собрались как-то ко мне мужики с нашего поселка. Я им прочел решение Пятнадцатого партсъезда о коллективизации. А потом и говорю: давайте, мужики, попробуем и мы создать колхоз. Конечно, кто хочет. Было нас человек пятнадцать. Одни сразу отказались, другие говорят – надо с бабами посоветоваться, а шесть человек тут же записались у меня за столом. Еще двое к нам примкнули, с бабами посоветовались. Значит, на восемь хозяйств у нас оказалось семь лошадей. Двое вступило безлошадных, а у меня было две лошади. Договорились – лошадей всех свести ко мне на скотный двор, а коров своих я переставил в конюшню. Вот и создали колхоз… Попросили председателя Гордеевского сельсовета Акимова, чтобы нарезал нам пахотные поля в одном массиве. Ну, от Гордеевской дороги к болоту он выделил нам, колхозу… И сенокосы нарезал близкие, за полверсты от деревни, к лесу. Стали семена собирать. Оказалось – я, да братья Синюхины, да Санек Мелехин семена сохранили. А у других колхозников семян не было – за зиму все съели. Делать нечего, пришлось мне за других вносить. Рожь и овес у меня были… А вот проса на две десятины не хватило. Пришлось и семянное просо мне покупать. Жена ездила за просом в Козлов.
– А что в результате вышло? – спросил председатель комиссии.
– Обождите, – нелюбезно оборвал его Миронов и продолжал: – Весной, значит, провели сев. Совместно. У меня была сеялка. И все яровые мы посеяли только сеялкой. А пары еще и прокультивировали. Кто культивировал да бороновал пары, а кто сенокосы расчищал, дрова рубил. Бабы пололи проса. То есть артельно дела пошли. А наступил сенокос – пришли к выводу: детей одних оставлять нельзя. Назначили домоседкой одну колхозницу Варвару Мелехину, снесли к ней детишек. А ей платили, как бы она ходила вместе с другими на сенокос или на жатву. Вот и результат появился. Первый год, то есть прошлый, был для нашего хозяйства успешный, мы получили с каждой десятины по сто пятнадцать пудов. И сеном себя обеспечили с избытком. В этом году в наш колхоз вступило еще два хозяйства.
– Вопросы имеются? – спросил председатель.
– Прошу! – Сенечка Зенин поднял руку и, получив разрешение, встал: – Вам были определены хлебные излишки. Почему вы их не сдали?
Миронов, переступив с ноги на ногу, оглянулся в зал, словно ища поддержки, и стал путано объяснять:
– Дело в том, что мы купили много инвентаря и двух лошадей. Всю выручку израсходовали.
– А налоги? – спросил председатель.
– Налоги полностью внесли. И хлебозаготовки выполнили одними из первых… Ну вот. Денег, значит, не было. А тут на общем собрании решили – купить мануфактуры, чтоб одеть колхозников во все одинаковое… Рязанское отделение Ивановтекстиль пошло нам навстречу – дало несколько кусков материала.
– А вы продали хлеб на базаре? – крикнул Сенечка.
– Значит, несколько кусков, – смущенно повторил Миронов. – Из одного куска красного сатина мы сшили колхозницам по платью и по красной косынке. А из черного материала – мужикам на брюки… Не знаю, что за материал. Ну, вроде «чертовой кожи». А еще из одного куска решили сшить детишкам парные костюмы, чтобы они выделялись чем-то среди других. Все ж таки колхозники.
– Ага, выделение за счет спекуляции! – крикнул опять Сенечка. – Хорош колхоз, ничего не скажешь.