Мужики
Шрифт:
Вот и сейчас он сел подле нее, смотрел ей в глаза и придумывал, что бы такое сказать. Вдруг вошел войт (он уже помирился с Борыной) и с самого порога закричал:
— Повестку вам принес, — завтра в полдень тебе, Мацей, в суд являться.
— Это в съезд, насчет коровы?
— Да, тут так и сказано: иск к помещику за корову.
— Раненько придется выехать в уезд дорога дальняя. Витек, ступай сейчас же к Петрику и приготовьте все на завтра. Ты поедешь со мной, свидетелем… А Бартека известили?
— Я сегодня в канцелярии был и всем привез повестки, целой оравой и поедете. Если помещик
— Еще бы не виноват! Этакая корова!
— Пойдем на ту половину, поговорить надо! — шепнул старику войт.
Они перешли в другую комнату и разговаривали так долго, что Юзя и ужин подала им туда.
Войт уже не в первый раз уговаривал старика присоединиться к ним, не ссориться с помещиком, подождать, не связываться с Клембом и другими. А Борына все колебался, рассчитывал, не говорил "нет" и не склонялся ни на чью сторону. Он был очень возмущен тем, что помещик его тогда не позвал на совещание к мельнику. Видя, что от него ничего не добьешься, войт, уже на прощанье, сказал, пытаясь его хоть этим соблазнить:
— А знаешь, я, кузнец и мельник уговорились с помещиком, что втроем будем возить лес на лесопилку, а потом доски в город.
— Как не знать! Немало вас люди ругают за то, что никому заработать не даете.
— Пусть болтают, мне какое дело! Не стоит об этом толковать — только время терять! Я хочу тебе рассказать, что мы втроем решили, — вот послушай!
Борына только глазами блеснул, мысленно спрашивая себя, какой тут кроется подвох.
— Решили мы взять тебя в компанию. Вози столько же, сколько и мы! Упряжка у тебя хорошая, у работника дела мало, он баклуши бьет, — а тут верный заработок, платят с куба. Пока работа в поле начнется, заработаешь не меньше чем рублей сто.
— А когда начнете возить? — спросил Борына после долгого размышления.
— Да хоть бы завтра! Рубят уже на ближних участках, дороги хороши, — пока держится санный путь, можно много перевезти. Мой работник выедет в четверг.
— Эх, черт возьми, кабы я знал, чем кончится мое дело насчет коровы!
— Входи с нами в компанию, тогда оно хорошо кончится, это я, войт, тебе говорю!
Старик опять долго раздумывал, испытующе глядя на войта, писал что-то мелом на лавке, чесал затылок и, наконец, сказал:
— Ладно, войду с вами в компанию и буду возить.
— Так ты завтра после суда заезжай к мельнику, мы еще все обмозгуем, а теперь мне надо бежать, — там мои сани кузнец чинит.
Войт ушел, очень довольный, думая, что подкупил старика и перетянул на свою сторону.
"Ну нет! Мельнику можно ладить с помещиком, потому что земля у него не табельная, [17] а покупная, и до леса ему дела нет. Войт и кузнец тоже сидят на бывшей монастырской земле. А я своего не уступлю!"
17
То есть не отмечена в "табели", документе, уточняющем права и повинности крестьян по отношению к помещику.
Борына решил, что возить будет, но лес — дело особое! Пока у мужиков с помещиком дойдет до войны или кончится миром, немало воды утечет… Отчего же
Он усмехнулся, потирая руки, и удовлетворенно пробормотал:
— Глупы они, как бараны! Думают, сукины сыны, что проведут меня. Как бы не так.
Он вернулся к женщинам в прекрасном настроении. Ягуси в комнате не было.
— А где же Ягуся?
— Свиньям есть понесла, — пояснила Настка.
Он весело разговаривал, шутил то над Ясеком, то над Доминиковой, но с тайным беспокойством ждал жену, а она что-то долго не шла. Наконец, он, ничем себя не выдавая, вышел во двор. В сарае Витек и Петрик готовили сани к завтрашней поездке: надо было поставить кузов на полозья и укрепить его. Борына посмотрел, как они это делают, поговорил с ними, заглянул в конюшню, потом к свиньям и в коровник, — Ягны нигде не было. Он остановился под навесом и ждал. Ночь была темная, шумел холодный ветер, тяжелые большие тучи стаями мчались по небу, временами шел снег.
Через несколько минут в проходе у плетня мелькнула какая-то тень. Старик мгновенно прыгнул ей навстречу и яростно прошипел:
— Где была, а?
Но Ягна, хоть в первую минуту и испугалась, ответила насмешливо:
— А где была, там меня больше нет! Ступайте, поглядите, тогда узнаете! — и ушла в дом.
Он больше об этом не заговаривал, а когда они ложились спать, сказал мягко, не глядя на Ягну:
— Хочешь завтра идти к Клембам?
— Если не запрещаете, так мы с Юзей пойдем.
— Что ж, идите, я вас. не держу. Да только я завтра на суд поеду, и дом без призора останется — лучше бы ты в избе посидела…
— А разве вы до вечера не воротитесь?
— Думается, что нет, — пожалуй, только поздно ночью. Того и гляди снег пойдет, а ехать далеко. Не поспею… Но коли тебе уж так сильно хочется, — иди, я не запрещаю…
IX
Уже с раннего утра все указывало на то, что будет метель. День настал пасмурный, переменчивый и очень неприятный. Порошил мелкий снег, сухой и колючий, как крупа, чуть-чуть растертая жерновами, и при этом ветер становился все сильнее, налетал шумными и неожиданными порывами, качался, как пьяный, во все стороны, выл, свистел и яростно швырялся снегом.
Несмотря на такую погоду, Ганка и старый отец ее, а с ними несколько баб-коморниц, сейчас же после полудня отправились в лес за хворостом.
Идти было трудно. Ветер бесновался в полях, каждый миг взметал кучи снега, со свистом кружил их и вытряхивал над землей, как платки, полные белой колючей костери, и все тонуло в непроглядной мути.
Выйдя из деревни, они пошли гуськом по межам, занесенным снегом, к далекому лесу, верхушки которого едва маячили сквозь метель.
Ветер бушевал все сильнее, налетал со всех сторон, плясал, кружился и хлестал идущих. Они с трудом держались на ногах, пригибались до самой земли, а он забегал вперед, взметая сухой снег вместе с песком, и швырял им в лицо с такой силой, что приходилось идти, зажмурив глаза.