Мужики
Шрифт:
Как скотина, пригнувшаяся под ярмом к земле, живешь ты, человече, хлопочешь, бьешься, чтобы день прожить и даже не подумаешь о том, что делается вокруг тебя, какие медвяные ароматы поднимаются над землей, какие скрытые чудеса таятся везде. Как мертвый камень под водой глубокой, живешь ты, человече!
Во тьме пашешь ниву жизни и сеешь на ней слезы, труд и горе.
По грязи влачишь ты звездную душу свою!
Беседа в избе продолжалась, и Рох охотно принимал в ней участие, сам дивился и вздыхал и плакал, когда плакали другие…
Но по временам наступало
Ягуся витала в небесах. Она так глубоко чувствовала, так проникалась всем слышанным, так верила ему, словно видела все перед собой и могла бы вырезать из бумаги. Дети, которых обучал Рох, дали ей несколько исписанных страничек из тетради, и она, слушая рассказы других, вырезала королей, упырей, драконов — да так искусно, что всякий с первого взгляда мог угадать, что это такое.
Она нарезала этих фигурок столько, что можно было оклеить ими целую балку, да еще раскрасила их красным и синим карандашом, который ей подсунул Антек. Она была поглощена своей работой и рассказами, забыла все на свете, не обращала никакого внимания на Антека и не заметила, что он в нетерпении делает ей украдкой какие-то знаки. Да и другие, заслушавшись, этого не замечали.
Вдруг на дворе яростно залаяли и завизжали собаки. Один из сыновей Клемба выскочил на крыльцо и, вернувшись, рассказал, что какой-то мужчина стоял под окнами и, увидев его, бросился бежать.
Никто не обратил на это внимания и не заметил, как потом, когда собаки затихли, чье-то лицо мелькнуло за стеклом и быстро исчезло. Только одна из девушек испуганно ахнула и с удивлением протерла глаза.
— Там под окном кто-то ходит! — воскликнула она.
— Да, слышите — снег скрипит!
— Как будто кто на стену взбирается!
Все замерли, охваченные внезапной тревогой, боялись шевельнуться.
— Нечистый легок на помине! — с ужасом шепнула одна из женщин.
— Говорили о нем, вот и накликали, теперь он, может быть, высматривает, кого ему сцапать!
— Господи Иисусе, царица небесная!
— А ну-ка, хлопцы, выгляните, — наверное, никого там нет, это собаки на снегу возятся.
— Да я же ясно видела за окном — морда с ушат и глазищи красные.
— Почудилось тебе, — сказал Рох, и так как никто не решался выглянуть во двор, он, чтобы всех успокоить, вышел сам.
— Расскажу я вам одну легенду про Святую Деву, тогда забудете всякие страхи, — сказал он, вернувшись и усаживаясь на место. Все немного успокоились, но то и дело кто-нибудь поглядывал на окно и вздрагивал от тайного ужаса.
— Давно это было, много веков назад, и только в старых книгах про это написано… В одной деревне под Краковом жил человек
Бог его благословил оттого, что он был хороший человек — разумный и добрый, с кротким сердцем, к людям справедливый.
Всем он в деревне заправлял, заботился о бедняках, как отец родной, следил, чтобы все было по чести и по совести, и всегда первый готов был помочь ближнему.
Так и жил он себе тихо, спокойно и счастливо, как у Христа за пазухой.
И вдруг король кликнул клич — сзывает народ на войну против язычников.
Сильно закручинился Ястреб, жаль ему было покидать свой дом и идти в жестокий бой. Но королевский гонец стоял уже у дверей и торопил его.
Война затевалась великая: поганые турки пришли в Польшу, жгли деревни, грабили костелы и вырезали ксендзов, а народ истребляли или угоняли в свою языческую землю.
Нужно было встать на защиту родного края, ибо вечное спасение ожидает тех, кто по доброй воле сложит голову за свой народ и святую веру.
Созвал Ястреб сход, отобрал самых крепких хлопцев, коней, телеги, и ранним утром двинулись они в путь.
Вся деревня с плачем и причитаниями провожала их до самого перекрестка, где стояла статуя Ченстоховской Божьей Матери.
Воевал Ястреб год, воевал два, а там уже и пропал где-то, не было о нем ни слуху ни духу.
Другие давно домой воротились, а его все нет и нет.
Думали, что он убит или попал в плен к туркам — об этом тихонько поговаривал только прохожий люд, нищие да странники.
Только в конце третьего года, ранней весной, возвратился Ястреб — один, без челяди, без телег и лошадей.
Пришел пешком, измученный, в лохмотьях, с палкой, как нищий.
Помолился он горячо перед статуей Божьей Матери на перекрестке, поблагодарил ее за то, что дозволила ему увидеть родную землю, и торопливо зашагал в деревню.
Никто с ним не здоровался, никто его не узнавал, и ему то и дело приходилось отгонять собак.
Подходит он к своему дому, протирает глаза, крестится, — глазам не верит!
Господи Иисусе! Амбаров нет, конюшен нет, садов нет, даже плетней нет, а скота и следа не осталось…
Вместо дома — один обгорелый сруб торчит… Детей нет, пусто, страшно! Только больная жена выползла ему навстречу и зарыдала горько.
Как громом его сразило!
Узнал Ястреб, что, пока он воевал и громил врагов Христовых, дом его посетил мор и убил всех детей, потом молния сожгла дом, волки сожрали весь скот, злые люди разграбили имущество, земли захватили соседи, засуха выжгла хлеб в полях, а остатки градом побило. И так не осталось ничего у Ястреба — одна земля под ногами да небо над головой. Весь день просидел он на пороге, как убитый, а к вечеру, когда зазвонили к вечерне, вдруг вскочил и начал страшно богохульствовать, проклинать Бога.