Мужские игры
Шрифт:
– Я не успел, Владимир Борисович. Как только в редакции мне показали пленки, я немедленно позвонил вам, вы же помните. А вы сказали, чтобы мы брали пленки и сразу же ехали в Федеральное бюро судебных экспертиз. Вы пообещали, что, пока мы будем ехать, вы доложите вопрос руководству и добьетесь, чтобы дали команду посмотреть наши материалы сразу же, вне очереди.
– И вы поехали?
– Так точно.
– Каким транспортом вы добирались из редакции?
– Я ехал на своей машине, а представители редакции – на машине Баглюка.
– Что было дальше?
– В Бюро мы сразу прошли к директору, он сказал, что ему уже звонили,
– Прекрасно. Вы поехали по своим делам и с Баглюком больше не общались, я правильно вас понял?
– В тот день – нет, не общался.
– А вчера?
– Вчера мы встретились уже в Бюро, а после разговора с экспертом поехали сюда, к вам.
– И опять каждый на своей машине?
– Так точно.
– Как же так, Юрий Викторович? Вы оперативник или конвоир, позвольте вас спросить? Может быть, вы полагаете, что ваша профессиональная обязанность состоит в сопровождении журналиста Баглюка в его поездках по городу? Как могло получиться, что вы даже не удосужились побеседовать с ним подробно, выяснить детали, необходимые для поиска того, кто подсунул ему липу? Или вы настолько увлечены решением своих личных любовных проблем, что совсем забыли о работе и предпочитаете перекладывать ее на плечи других?
Это было грубо. Весь отдел знал о том, что Юра Коротков давно уже не хранит верность своей жене, более того, многие были знакомы с женщиной, с которой у него вот уже четыре года был роман, но никогда никто не мог бы упрекнуть его в том, что он крутит любовь в ущерб работе. Коротков стал заливаться краской, губы сжались, казалось, он вот-вот сорвется.
– Владимир Борисович, – начал он звенящим от злости голосом, но Мельник тут же перебил его:
– Вчера вы вполне успешно переложили свою работу на меня. Вы сбросили мне Баглюка как ненужный груз, ставший обузой, и радостно побежали пить кофе в кабинет к своей подружке Каменской. К счастью, я оказался в данной ситуации больше сыщиком, чем начальником, поэтому сделал за вас то, что вы сделать поленились или забыли. Я получил от Баглюка все сведения, какие только смог из него вытрясти. И слава богу, что я это сделал.
Он выдержал драматическую паузу, сверля глазами Короткова, который стоял перед ним, пылая багровым румянцем.
– Потому что если бы я этого не сделал, то сегодня информация оказалась бы утраченной безвозвратно. Вчера поздно вечером журналист Валентин Баглюк погиб в автокатастрофе. Он вел машину в состоянии сильного алкогольного опьянения и на скользкой дороге не справился с управлением. Садитесь, Коротков. Я надеюсь, из случившегося вы все сделаете выводы. За три недели я уже понял, что под руководством Гордеева вы привыкли жить как одна большая семья. Может быть, это и неплохо с точки зрения психологического климата. Но для серьезной работы совершенно непригодно. В семье можно не вымыть посуду или не постирать носки, потому что это сделает за тебя кто-нибудь другой, а и не сделает, так тоже ничего страшного. Грязная посуда, как и грязные носки, никуда не убежит. Пора забыть эти привычки. Вы находитесь на службе, и будьте любезны помнить об этом. Всё. Все свободны.
Коротков после утренней разборки с трудом пришел в себя. И прежде чем бежать по делам, упрямо зашел к Насте. Ну и черт с ним, с Барином этим, пусть он даже сейчас его застанет здесь.
– Да, я лопух, – зло говорил он, прикуривая одну сигарету от другой, – но кто же знал, что этот придурок нажрется и сядет за руль. Уже три дня дороги в городе такие, что не приведи господь, километра нельзя проехать, чтобы не увидеть битую машину или аварию. Баглюк же сам ездил, неужели не понимал, что происходит на дорогах? Так нет, напился и поехал.
Настя молча составляла какой-то документ. Она понимала, что бессмысленно подавать Юре ответные реплики, ему просто нужно выпустить пар и успокоиться.
– И Люсю зачем-то сюда приплел, и тебя, – продолжал он возмущаться. – Надо же было назвать тебя моей подружкой! Да к тебе весь отдел бегает. Ну скажи мне, Ася, только объективно, был у меня хоть один провал в работе из-за того, что я с Люсей время проводил? Ну скажи, был?
– Не было, – сказала Настя, не поднимая головы. – Не обращай ты внимания, Юра. Новая метла, чего ж ты хочешь. Это болезнь первого периода нахождения в должности. Самоутвердиться путем охаивания сложившихся порядков, нагнать страху на подчиненных повышенной требовательностью. Нужно перетерпеть. Обычно это скоро проходит.
– Сколько еще терпеть-то? – буркнул Коротков уже спокойнее.
– С полгодика примерно. Потом отчитываться за полгода придется, а ведь мы все полгода под его руководством работали, он же с первого января назначен. И на предыдущего начальника он уже ничего спихнуть не сможет, Колобок год закрыл, прежде чем уходить. Поэтому поближе к полугодовому отчету Барин утихнет и начнет работать так, как лучше для дела, а не для его самолюбия.
– Нет, ну ты подумай, – он снова разволновался, – возил меня мордой об стол перед всеми как мальчишку! И, главное, за что?! Можно подумать, у меня на руках только один Баглюк с его кретинской статьей. Да у меня двенадцать трупов, и по каждому я должен что-то сделать, мечусь целыми днями как угорелый, чтобы вечером отчитаться перед ясными очами. А Баглюк – это даже не уголовное дело, не труп.
– Теперь уже труп, – заметила Настя.
– Не криминальный, – упрямо возразил Юрий. – Ладно, я пошел план перевыполнять. Тебя никуда подвезти не надо?
– Нет, я буду ждать звонка Самойлова. Месяц заканчивается, я сказала Мельнику, что нужно готовить аналитическую справку за январь, так что мои кабинетные посиделки у него подозрений не вызывают.
Юра ушел. Минут через пятнадцать явился Миша Доценко. Видно было, что на него утренний разбор полетов произвел сильное впечатление.
– Анастасия Павловна, теперь всегда так будет? – испуганно спросил он прямо с порога.
Пришлось потратить еще некоторое время и объяснить Мише то, что она только что объясняла Короткову насчет новой метлы.
– Что по Лазаревой, Мишенька? Удалось найти каких-нибудь свидетелей?
– Кое-что удалось, но пока немногое. В трех случаях из семи жильцы близлежащих домов видели в интересующее нас время очень высокого человека. Но не могут точно сказать, кто это был, мужчина или женщина. Во-первых, было темно, а во-вторых, человек был в куртке с капюшоном. То есть сначала-то все в один голос говорили, что мужчина, но это и понятно, когда видишь очень высокую фигуру, то как-то в голову не приходит, что это может быть женщина. А когда я начинал расспрашивать подробнее, оказывалось, что никаких признаков, позволяющих идентифицировать пол, они назвать не могут.