Мужские игры
Шрифт:
– Как же вы могли не заметить? – с упреком говорил эксперт. – Начиная со слов «На Петровке меня допрашивал Коротков Юрий Викторович» артикуляция говорящего не соответствует слышимому тексту.
– Как это? – встрепенулся Баглюк. – Почему не соответствует?
– Это вопрос не ко мне, – пожал плечами эксперт. – Мое дело – констатировать, что на вторую часть видеозаписи наложен новый текст.
– Не может быть, – выдохнул журналист. – Как же это? Вы уверены?
– Если б я не был уверен, я не приглашал бы вас приехать. Спектрограмма голоса на первой и второй частях
– Это только на видео, или на диктофонной записи тоже? – глупо спросил Баглюк.
«За соломинку цепляется, – злорадно подумал Коротков. – Чего спрашивать-то, когда тексты на обеих пленках идентичны?»
– На аудиокассете картина та же.
– Понятно, – удрученно произнес журналист.
– Скажите, а можно по артикуляции восстановить текст, который был произнесен на самом деле? – спросил Юрий.
– Можно попробовать. Но точно ничего не обещаю. Надо приглашать сурдопереводчика, у них глаз наметанный. Это вы и без меня можете сделать, кстати. Ну так как, господа хорошие, вы удовлетворены, или еще какие вопросы есть?
– Вполне удовлетворены, – быстро сказал Коротков. – Спасибо.
Вместе с Баглюком они вышли на улицу. Вид у Валентина был жалкий и подавленный, но сочувствия к нему оперативник не испытывал ни малейшего. Не гнался бы за «жареным» этот писака, так, может быть, более критично подошел бы к материалам, полученным невесть откуда, и смотрел бы внимательнее, и подделку увидел бы вовремя. А так только нервы людям мотает, мешает работать.
– Юрий Викторович, – уныло произнес Баглюк, – приношу вам свои извинения…
Он начал бормотать что-то насчет опровержения и возмещения морального вреда, но Коротков перебил его:
– Мы сейчас поедем на Петровку к моему начальнику, и там вы все подробно расскажете: кто, когда и при каких обстоятельствах всучил вам эту липу. Про опровержение и моральный ущерб тоже с ним поговорите. И примите дружеский совет: не беритесь за скандальные материалы на похмельную голову, она у вас после возлияний совсем не работает.
На Петровку они ехали каждый в своей машине, Коротков – впереди, Баглюк – следом. Идя по длинным коридорам здания ГУВД, журналист пытался заговорить с Юрой, но тот хранил злое молчание и только убыстрял шаг. Казалось, он хотел как можно скорее отделаться от неприятного ему человека. Открыв дверь, ведущую в кабинет Мельника, он буквально впихнул туда Валентина.
– Вот, Владимир Борисович, познакомьтесь, пожалуйста, Валентин Баглюк, автор знаменитой публикации «Трупы на свалке». Мы с ним только что были в Бюро судебных экспертиз и выяснили, что пленки с записью признаний Никиты Мамонтова подделаны.
– То есть как? – медленно спросил Мельник, поднимаясь с кресла и делая шаг им навстречу.
– Мамонтов действительно признался в убийстве, совершенном полтора года назад. Но он ни слова не говорил о том, что я его вербовал.
– Откуда же вы, господин журналист, это взяли? – нахмурился начальник.
– Господин журналист взял это из той пленки, которую ему подсунули, – ответил Коротков, словно самого Баглюка тут и не было. – Но подсунули ему чистую липу, а он с пьяных глаз не разобрался.
– Присядьте, – коротко бросил Мельник. – И рассказывайте все по порядку. А вы, Юрий Викторович, можете идти.
Коротков вышел. Ему, конечно, хотелось послушать, но очень уж противно было находиться в обществе Баглюка, из-за разгильдяйства которого у Юры случилось столько неприятностей. По обыкновению Коротков сразу отправился не к себе, а к Насте. Каменская выглядела бледной и невыспавшейся, глаза покраснели то ли от усталости, то ли от застилавшего кабинет сигаретного дыма.
Юра с размаху плюхнулся на стул, даже не сняв куртку.
– Все, Аська, отстрелялся я с журналистом.
Настя подняла на него измученный взгляд, в котором не было даже обычного дружеского сопереживания.
– Каким образом?
– Эксперты установили, что запись липовая. Первую часть текста наговаривал сам Мамонтов, а вторую – совсем другой человек, имитировавший его голос. Здорово, да? Я притащил этого недоумка Баглюка к Барину, пусть отдувается.
– Чему ж ты радуешься? – непонимающе спросила Настя.
– Как чему? Тому, что все закончилось. Меня никто теперь не обвинит в утечке секретных сведений и в разглашении имени источника. И уж тем более в том, что я был заинтересован в смерти Мамонтова.
– А кто был заинтересован? Ничего не закончилось, Юрик, все только начинается. Кто-то же это сделал. Кто-то записал признание, исправил его, отнес журналисту и убил парня. Кто? И зачем? Под тебя копают? Или замысел какой-то другой?
– Да ну тебя, – расстроился Коротков. – Только собрался полчаса порадоваться, а ты на лету крылья подрезаешь. Через тридцать минут я и сам начну мучиться этими вопросами, но полчаса радости ты могла мне уступить или нет? Вредная ты все-таки, Анастасия.
– Извини.
– Ты чего как в воду опущенная? Случилось что-нибудь?
– Да так, глупость всякая в голову лезет.
– Например?
– Например, я знаю, где мелькало название банка «Русская тройка».
– Ну слава богу! А то я уж боялся, что ты опять приставать начнешь. И где же?
– В твоих записях, солнце мое незаходящее. В тех записях, которые ты мне принес по моим задушенным.
– Да ну? Стало быть, я заслужил чашку кофе. Давай-ка, мать, включай кипятильник и рассказывай. Медленно и по порядку, чтобы я мог получить удовольствие.
Коротков все-таки добился своего: Настя начала улыбаться, да и взгляд у нее посветлел.
– Халявщик, – ласково сказала она.
– Не передергивай, всего лишь партнер, – отшутился Юра, цитируя навязший в зубах рекламный ролик. – Рассказывай про банк.
– Да тут дело скорее не в банке, а в маньяке-душителе. Сотрудник банка, некий Аликади Нурбагандов, был вторым потерпевшим из наших семи. При этом в момент убийства он нигде не работал, за десять дней до смерти уволился из «Русской тройки». А через некоторое время после его гибели был застрелен Вавилов, начальник службы безопасности банка.