Музыка дождя
Шрифт:
— То туда, то сюда — они пересаживают меня на колеса.
— А в этом есть что-нибудь хорошее? Хоть что-нибудь? — Ее большие глаза смотрели на него с нежностью, а красивое лицо выражало такое беспокойство, что она даже прикусила губу.
— Ничего страшного, Мэриголд. В этом можно найти кучу всего приятного. Не думаю, что стоит относиться к этому как к войне. Разве не так?
Он огляделся и развел руками.
— Но все время в разъездах… — Он еще не окончательно убедил ее. — Это интереснее, чем сидеть здесь и конца этому не видеть. Я буду заходить и навещать тебя время от времени, ты будешь для меня лучом света. Все останется по-прежнему.
— Он объяснил, почему?
— Сказал, что сокращение штата.
— Но ты ничего не сделал, он не должен забирать у тебя работу.
— Может, в этом и дело: я ничего не сделал.
— Да нет же, я хочу сказать, что вы же менеджер, вы же здесь так давно.
— Там все равно останется название «менеджер». Мы узнаем позднее.
— Ну да. Позднее, когда вернется Фрэнк.
— Тихо.
— Я думала, что вы были такими друзьями…
— Мы были. Пожалуйста, Мэриголд, хотя бы ты не начинай.
— И теперь тебе придется рассказать об этом своей жене, сегодня вечером?
— Ну да.
— Рассчитывай на меня, если что.
— Спасибо.
Она видела слезы в его глазах.
— Я вот что скажу: если твоя жена не поймет, что ты самый лучший на свете, то…
— Она поймет.
— Тогда мне придется прийти к тебе домой и сказать, что ей достался самый лучший мужчина, и врезать ей как следует, если она не поймет.
— Нет, Дейдра поймет, у меня будет время подумать, как объяснить ей это и решить, как жить дальше.
— Если бы я была на твоем месте, то не тратила бы время на репетиции. Я бы позвонила ей, пригласила на обед, нашла бы хорошее место, где на столах красивые скатерти, купила бы бутылку вина и рассказала бы ей все напрямую.
— Каждый поступает так, как хочет, — сказал он твердо.
— А некоторые вообще ничего не делают.
Он не ожидал такого.
Она обняла его. Он почувствовал, что она плачет.
— Я такая болтливая.
— Тихо, тихо. — От ее волос приятно пахло яблоками.
— Я пыталась развеселить тебя, и видишь, что наговорила.
Он освободился из ее объятий и с восхищением посмотрел на красивую австралийку такого же возраста, как и Анна. Наверное, ее отец на другом конце Земли даже не знал, чем занимается его дочь. Он ничего не говорил, просто подождал, пока она не успокоится.
— Вот было бы хорошо, если бы этот старик вернулся и застал нас вот так. Он бы убедился, что все его предположения оправдались.
— Он бы приревновал, — сказал Десмонд. — Думаю, теперь мне надо уйти.
— Я скажу, что ты пошел по делу.
— Ничего не говори никому.
Так он говорил всегда.
Он позвонил Фрэнку из телефонной будки около ворот.
— Не уверена, что мистер Квигли доступен. Кто его спрашивает?
Долгая пауза: она явно пошла спрашивать, хочет ли Фрэнк говорить с ним.
— Мне жаль, мистер Дойл, мистер Квигли уехал. Разве вас не оповестили? Я думала, что секретарь мистера Палаццо должна была сказать вам…
— Да, я просто хотел уточнить, не вернулся ли он.
— Нет, нет. — Она говорила твердым голосом, как если бы он был подростком, которому пришлось повторять несколько раз.
— Если он позвонит, передайте ему… передайте ему, что…
— Да, мистер Дойл?
— Ничего не передавайте. Просто скажите, что звонил Десмонд Дойл и ничего не сказал, как ничего не говорил всю свою жизнь.
— Не уверена, что поняла вас…
— Вы же слышали меня, но я повторю. — Десмонд снова произнес эти слова и почувствовал какое-то удовлетворение. Он подумал, что сходит с ума.
Была середина дня, и он ощутил странную свободу, проходя через широкие ворота «Палаццо». Вероятно, так чувствует себя ребенок, которого отпускают домой с уроков.
Он вспомнил, как они когда-то сбежали с Фрэнком из школы, заявив, что надышались удобрениями и теперь у них даже покраснели глаза. Они сказали, что почувствуют себя лучше, если подышат свежим воздухом.
Даже сейчас, спустя тридцать пять лет, Десмонд помнил, как они бежали по холмам, свободные от тесной классной комнаты. Единственное, чего им не хватало, — это детей, с которыми можно было играть. Все остальные мирно сидели в классе. Они почувствовали, что им не хватает компании, и вернулись домой гораздо раньше, чем рассчитывали.
Так же было и сегодня. Не было никого, кто мог бы прийти и поиграть с Десмондом. Не для кого покупать бутылку вина, как предложила Мэриголд. Даже если он сейчас доедет до Бейкер-стрит, где работала Анна, она может быть занята. И она сразу насторожится, такой уж у нее был характер. А его единственный сын смог увидеть возможность освободиться и сейчас находился очень далеко. Другая его дочь была в монастыре и не поняла бы, что ему необходимо поговорить.
Грустно понимать, что за двадцать шесть лет, что он провел в этой стране, здесь не нашлось ни одного человека, которому он мог бы позвонить, чтобы выговориться. Десмонд Дойл никогда не считал себя душой компании, но он всегда думал, что у них с Дейдрой были друзья, круг общения. Ну конечно, они были. У них скоро серебряная свадьба, и проблема не в том, чтобы найти кого пригласить, а придумать, как сократить число гостей.
С чего это он решил, что у него нет друзей? Да у них куча друзей! Но в этом-то и проблема: у них друзей было много. У него и у Дейдры было много друзей, и проблема совсем не в том, что кого-то сокращали и меняли табличку на двери. Проблема в том, что кто-то давал обещания и не держал слова.
Он поклялся ей много лет назад, что сможет многого добиться, что ей никогда не придется работать. Ее мать никогда не работала, ни одна из замужних подруг Дейдры никогда не пошла бы устраиваться на работу. С тех пор Ирландия сильно изменилась. Она стала походить на Англию. Нос миссис О’Хейген больше не вздернулся бы так, как раньше, если бы ей сказали, что молодые девушки получали образование, чтобы устроиться на работу.