Музыкальные диверсанты
Шрифт:
Такие пластинки использовали наши пропагандисты во времена ВОВ.
«Национальный комитет “Свободная Германия” был основан в 1943 году <…> по инициативе советского правительства.
Его членами являлись немецкие военнопленные, политики-коммунисты и писатели. Целью комитета являлось <…> окончание войны при помощи пропаганды. <…> Была задача убедить солдат <…> перейти на советскую сторону», — пишет Dr. Rainer Lotz.
(Фото
Во время работы над книгой мне посчастливилось выйти на интереснейшую женщину — активную участницу диссидентского движения в СССР, двоюродную сестру Натальи Решетовской, первой жены Солженицына Веронику Штейн. Оказавшись в 1972 году в США, она в скором времени стала сотрудницей International Literary Center. Эта американская организация (отпочковавшаяся ранее от радио «Голос Америки») располагалась в самом центре Нью-Йорка, на Парк-авеню, и занималась тем же, что и оперативники НТС в европейских портах, — засылкой русских книг в СССР. Вероника Штейн отвечала как раз за работу с самиздатом, который приходил из Союза. Базовым условием было деструктивное начало по отношению к советской идеологии или как минимум наложенный в СССР запрет на произведения того или иного автора.
Галич на дне рождения Растроповича с Галиной Вишневской, Иосифом Бродским (справа) и Михаилом Барышниковым. Нью-Йорк 27.03 1976. Фото Л.Лубяницкого
В частности, выпускались, недоступные гражданам нашей страны книги Мандельштама, Вагинова, Булгакова, Цветаевой…
В начале повествования я не раз говорил, что магнитиздат по сравнению с самиздатом оказался значительно более распространен, доступен и неподконтролен советской цензуре, однако по загадочным (лично для меня) причинам он не входил в сферу интересов конторы, которая финансировала International Literary Center, «вражьи голоса» и прочие «дружественные» организации.
На мой вопрос, распространялось ли ее агентством что-нибудь кроме книг, а именно пластинки Галича, Солженицына, Шария или кассеты эмигрантов третьей волны, Вероника Штейн ответила отрицательно. Ни единая аудиозапись не попадала к ней. Более того, она, будучи доброй знакомой продюсера альбома Нугзара Шария Виктора Кабачника, от меня впервые услышала о том, что он имел отношение к выпуску какой-то пластинки.
Еще до отъезда Вероника часто общалась с Александром Галичем. Поэт был частым гостем в их доме в Чапаевском переулке. Сохранилось множество снимков той поры. Когда в 1976 году Александр Аркадьевич прилетел в Нью-Йорк, они, конечно, встречались. К тому моменту у него вышло уже три пластинки. Но он не привез с собой ни одной. Не то что для распространения, а даже в подарок. И никаких разговоров (несомненно, будучи осведомленным о месте работы своей знакомой) не вел.
Хотя всего за год до этого Г.Рар и А. Югов в интервью «Песня, жизнь, борьба», опубликованном впоследствии в журнале «Посев», задали барду вопрос:
«Считаете ли вы, что поэзия под музыкальный аккомпанемент как бы обретает самостоятельное значение? В Советском Союзе мы видим длительный и устойчивый интерес самой широкой публики к этой форме поэзии».
И получили конкретный ответ:
«Я считаю, что эта форма, хотя и была изобретена до Гуттенберга, естественно возродилась в наши дни, когда книгопечатание, к сожалению, занимает в жизни среднего человека значительно меньшее место, чем телевизор, магнитофон и радио. Ия думаю, что эта форма не только не будет отмирать, но, наоборот, будет совершенствоваться и развиваться. Потому что, скажем, как только видеофоны (которых сейчас еще очень мало и которые очень дороги) станут предметом массового потребления, они еще больше усилят интерес к этому жанру. Я это знаю просто — простите — по собственным выступлениям… Я не только не думаю, что этот жанр исчерпал себя: наоборот, он, по существу, только начинается…»
Так почему же западные спецслужбы не использовали запрещенные песни как средство пропаганды в холодной войне на официальном уровне?! Я не понимаю.
Ну хорошо, допустим, с их точки зрения пластинки не очень удобны при перевозке, но в семидесятых уже появились компакт-кассеты. Согласитесь, растиражировать ленту, куда проще, чем прятать тома запрещенных книг.
Опять же вопрос: пусть не песни, но почему не получили широкого распространения аудиокниги, начитанные на пленку? Мне известна только одна (!) такая попытка. Сбежавший в 1972 году на Запад видный ученый-советолог, бывший переводчик на Нюрнбергском процессе и ученый секретарь Академии наук СССР по разоружению Михаил Восленский выпустил на кассете свой разоблачительный роман «Номенклатура». Быть может, невидимые «полководцы» фронтов холодной войны считали, что музыка в их нелегком труде — это слишком легковесно и неэффективно. Или полагали, что внутренней «пятой колонны» в СССР в лице сотен бардов, исполнителей блатного фольклора, а впоследствии рок-групп и так достаточно. Теперь не спросишь…
Наверняка в КГБ знали, что все эти запрещенные к ввозу в СССР пластинки с эмигрантскими песнями были всего лишь проявлением частной инициативы. Но бились они с этими чуждыми нам «нотами протеста» яростно, доказывая начальству, что не зря едят свой хлеб. Правда, добились лишь стойкого интереса к запретному плоду.
А что же сегодня, когда все можно и цензуры (по крайней мере столь агрессивной) давно нет? Можно ли хоть какие-то песни считать оружием или эта функция давно атрофировалась, исчезла за ненадобностью и нынче песни только развлекают?
В самом центре Москвы, на Кузнецком, в представительстве издательства «Посев» (что, кстати, в двух шагах от «Музея ГУЛАГа»), среди мемуаров видных деятелей НТС и радио «Свобода», стихов Галича и романов Максимова продается лазерный диск «Песни ГУЛАГа», записанный не где-то подпольно, а у нас, в Петербурге, известным хором.
Обложка кассеты с записью антисоветской книги ученого-невозвращенца Михаила Восленского. «Номенклатура»(1976)
Но кого теперь удивишь лагерными песнями? Включай радио и слушай. Нынче в ходу иные мотивы и сюжеты. А главное — стали другими способы распространения информации.
Не знаю как вы, а я верю, что история развивается по спирали. Чуть успели отогреться, как снова похолодало. Заходишь в Интернет, и словно открываешь газету «Правда» сорокалетней давности. Только звучат былые призывы теперь не из уст партийных цензоров, а из-за границы, из свободного, так сказать, мира.
После исполнения Олегом Газмановым в Кремле на концерте в честь 20-й годовщины Конституции России песни «Я родился в СССР» бывший министр обороны Литвы Раса Юкнявичене потребовала объявить российского певца персоной нон-грата в ее стране. Возмутили экс-чиновницу строчки про то, что «Украина и Крым, Беларусь и Молдова — это моя страна! / Сахалин и Камчатка, Уральские горы — это моя страна! / Красноярский край, Сибирь и Поволжье, Казахстан и Кавказ, и Прибалтика тоже. / Я рожден в Советском Союзе, Сделан я в СССР!»
Не прошло и года, как уже МИД Латвии внесло в «черный список» Иосифа Кобзона, Валерию и все того же Газманова. Из-за их позиции по Украине и присоединению Крыма въезд в эту прибалтийскую республику артистам отныне запрещен. События в нэзалэжной подкинули дровишек в, казалось бы, затухший костер идеологической битвы. Всемирная сеть полна роликами с песнями об «оккупантах» и «русском сапоге».
В ответ российский автор-исполнитель Александр Скляр размещает в соцсетях композицию «Война на пороге». А его коллега Андрей Макаревич тут же выражает свою позицию «Песней про Крым».