My December
Шрифт:
Ее желание здесь вообще никого не интересует.
— Но я же, почему-то, остановился!
Отбивает его руку сильным ударом. Рывком поднимается в сидячие положение. Кладет лицо в руки, тяжело вздыхая.
— Какой ты благородный.
Говорит скорее для галочки. Хотя ей так тяжело и больно.
Устала, всего лишь устала.
Почему он вел себя так? Поцеловал — называет грязью, пренебрегая случившимся. Занялся любовью — делает вид, что ничего и не было. Она помогает ему, он даже не благодарит. Спасает ее, а затем снова строит
Конечно, мелочи. Ничего страшного.
— Ну что ты?
В сумраке видит ее подрагивающие плечи и сгорбленную спину. Распутанные волосы, лежащие на выступающем хребте.
Слишком обидчива стала эта Грейнджер. Ну, была здесь Мария, а дальше? Ничего смертельного ведь не произошло, так?
Хотя он прекрасно понимал, что, если бы Гермиона вела себе подобным образом, вспышки его гнева испытала бы сильнейшие. Крики, психи. И до драки бы дошло с тем самым парнем, который бы заявился сюда. И ни о каком прощении и речи бы не пошло, потому что Драко не прощает.
Хотя… какой там парень у гриффиндорки? Смешно даже.
Однако он — не она. И это было главным оправданием во всех поступках.
Она умеет прощать, он — нет.
— Угомонись уже, — бросает. — Еще скажи, что обиделась.
Тяжелый вздох, всхлип.
Черт побери тебя, Малфой.
Еще скажи, что обиделась. Разве не видно, что это так?
Поднимает взгляд на окно. Большие капли приросли к стеклу, периодически падая на землю, сдуваемые порывами ветра. Тяжелый воздух с силой врезался в стены, проникал сквозь структуры.
Холодно. Ей было холодно и неуютно.
— Даже если бы дело дошло до секса с ней, Грейнджер, то это было бы примерно так: трахнул — забыл.
Стон вырывается из ее уст.
Трахнул — забыл.
Прям, как он поступил с ней.
— Трахнул и забыл? Это ты припомнил нашу ситуацию?
Усмехается. На шуточки потянуло?
Внимательно смотрит на согнутое тело, на тонкие пальчики, которые зарываются в густые волосы. Оголенная часть шеи, вздымающаяся грудь.
Даже сейчас она возбуждала его. Пусть совсем чуть-чуть, где-то в глубине его сознания, однако делала это. Не осознано, просто сидя на кровати. Но даже такой вид — растрепанный, жалкий — пробуждал в нем новые чувства.
— Нет. Иди сюда, эй.
— Не трогай меня.
— Ты же не серьезно? — протягивает свою руку, обхватив ее локоть, но девушка вырывается.
— Не прикасайся ко мне.
Но он не останавливается. Привстает, положив свои ладонь на ее маленькие плечи. Наклоняется, положив голову. Вдыхает мягкий, терпкий вкус шоколада, приятно перемешанный с его запахом кофе.
— Иди сюда.
Закрывает глаза, ощущая его присутствие. Его слегка навалившееся тело, которое клонит ее к кровати.
— Пэнси, Мария – они пустышки, понимаешь? Просто шлюхи, ничего более.
Говорит и сам верит в свои слова. Они ничего не значат
— Почему ты не можешь прийти завтра к Пэнси и сказать тоже самое? Что Грейнджер и Мария пустышки?
Ведь действительно. Парни любят повесить лапши на уши, говоря: “Ты — единственная”, а затем уходят, чтобы произнести тоже самое еще пятнадцати людям.
— Ты же сама прекрасно понимаешь, что ты — не пустышка.
Тяжелым взглядом смотрит на улицу, куда-то вдаль. На ровные дорожки, снег, перемешанный с лужами. Природа — самое красивое, что есть в этом мире, а мы не бережем ее, пренебрегаем.
— Как я могу знать это? Если ты только и делаешь, что называешь меня грязью?
Отстраняется от него, повернув в голову. Хочет видеть ясные глаза, но замечает только печальный оттенок серого.
— Ты зацикливаешься на чистоте больше, чем я, — ложится обратно на кровать. — Если бы это было главной проблемой, Грейнджер.
А проблем было более, чем достаточно. Мать, отец, Волан-де-Морт, убийство грязнокровки, Пожиратель. И все это для двоих подростков, которые пять минут назад выяснили, кто и кого куда-то привел.
— А я и не знаю твоих проблем! Я тебе нужна только в определенных ситуациях.
Отворачивается, смахивает слезу.
Ему было больно — она приходила. Ему было плохо — она приходила. Он был в ярости — она приходила. Он в отчаянном состоянии — она приходила.
А когда ей было нехорошо? Где находился он? Веселился с Марией, разговаривал с Блейзом? Занимался своими чертовыми делами, под вечер вспоминая о грязнокровке? Потому что, когда приходила ночь, друзья исчезали, и появлялись проблемы. И только с помощью Гермионы он мог вырваться из этого состояния, удушливого и пожирающего.
— Ты не думала сама, сколько боли можешь причинять?
— Кому?
Замирает, вздрогнув.
Она? Интересно, когда это было, чтобы Гермиона сделала неприятно кому-либо? Да еще и так, чтобы Драко застал этот случай.
— Например, мне. Когда обжималась со Страцким, когда защищала его, когда гуляла с ним? Или, например, когда хотела покончить жизнь самоубийством.
Небрежно говорит. Пытаясь скрыть чувство вины за тот раз, что она прыгала с крыльца. Чувство стыда за все свои проступки. И легкую ярость, что она прогуливалась с Ленни вчера.
— Чем же? Когда я помогала тебе, приходила, когда тебе кошмары снились? Когда прощала твое обращение ко мне? Когда пыталась найти оправдание всем твои глупым словам и жестам?
Но ведь он не просил ее делать это. Девушка сама хотела и поступала так, как считала нужным. То, что он принимал это, никак не относилось к ней.
Гробовая тишина медным омутом охватывает сознание, влечет его в глубинную даль. И держит там долго, слишком долго. И выпускает только одного с громким вздохом: