My December
Шрифт:
Отец. Гермиона позабыла о нем на этот день. Не считая кошмаров и внезапных мыслях о том, как он.
Отец… Она даже не знала, как он и что. И мать не отвечала, не писала.
Почему? Почему она не отвечала дочери?
Ей стало страшно. Так сильно, что перед глазами поплыло. Что пальцы вдруг замерли, а сердце остановилось вместе с ними.
Боже…
Почему же она не отвечает? Неужели папе стало настолько плохо? Неужели даже нет времени, чтобы наскребать хотя бы два
— Мама, — на полу вдохе говорит, шепчет.
И голос дрожит, как струна. И внезапно рвется, оставляя следы от боли. Делая так, что слезы текут по щекам.
Страх. Уйди.
— Что? Что “мама”?
Внимательно смотрит, нахмурив брови.
А в голове — его мать. Его прекрасная, добрая, заботливая мать.
Нарцисса…
— Не пишет мне. Не писала с тех пор, как…
И обрывается. Надрывается, криком вырывается из груди.
— Тише… Не плачь, ответит.
А его мать? Может ли она вообще писать, говорить?
Наверное, нет. Скорее всего.
И следующий вопрос порывом срывается с губ:
— Ты же знаешь, что я должен убить тебя. Гермиона?
И не требует ответа. Просто так легче — когда страх, что мучил только тебя, мучает еще и кого-то другого. Переложить хоть немого тяжести на другого.
Так эгоистично, по-человечески.
Тяжело мне — тяжело будет и тебе.
— Мои родители… они могут убить их…
Шепчет, шевелит одними губами. Которые вдруг стали пересохшими и слишком непокорными, чтобы хоть слово произнести.
И до потери пульса страшно. Так, что мозг начинает представлять ужасные картины убиства ее родителей, их мучений.
Ужасные, нечеловеческие страдания.
— Нет, Гермиона… Они не тронут.
Быстрым движением касается ее руки, обхватывая пальцами. Поглаживает ее по плечу, смотря в карие, заставленные пеленой, глаза. И чувствует ту боль, что отражается в ее кристалликах — сильную, глубокую.
— Я не смогу убить тебя…
Хочет добавить “ты знаешь?”, но обрывается. Слова так и не слетают с губ, но девушка понимает.
— Знаю.
Маленькая надежда, в коем роде мечта, зарождается в его мыслях. Настолько детская, что самому было бы смешно в другой ситуации.
Может, стоит просто уйти? Подальше отсюда, от Хогвартса? Далеко от дома, от Лондона. Куда-нибудь в деревушку, в далекой Англии, где живут магглы. Чтобы не быть убийцей и не быть умершей. Чтобы сделать так, будто они пропали по вине школы.
Так было бы безопаснее. Для семьи, для них.
Да?..
— Давай сбежим?
— Куда?
Гермиона закрывает лицо в руках и почти тонет там.
Сбежать?
Как бы ей хотелось этого — сорваться с места скрыться как можно дальше
Но этого не будет. Точно так же, как и прощения, успокоения и спокойной жизни.
Смешок.
Всего лишь игра, отчаяние. Известно же, что они и на шаг от Хогвартса не отойдут.
Маленькие-просто-дети.
— Я не хочу, чтобы твою семью убили из-за меня.
Хрип, похожий на писк.
Не хочет, правда не хочет. Такого груза ей точно не удержать. Но своя семья дороже. Если она умрет — ее мать не переживет. Гермиона не знает, что с отцом, в каком он состоянии, и как держится мама. А если еще и ребенок погибнет…
Господи…
— Их не убьют из-за тебя.
Мягко отвечает он. И даже сейчас холод сочиться между строк, заставляя задуматься в достоверности сказанного. Хотя как можно быть уверенным в том, в чем сам еще не смыслишь?
Это было гаданием на кофейной гуще. Ничего больше.
— Убьют, я знаю.
— Нет.
Закрывает глаза, прикусив губу.
Ей не нужны эти успокаивающие нотки, лживые фразы.
Убьют, черт возьми! А Драко оставят, чтобы тот отплачивая за все долги родителей. Долгой, кошмарной жизнью.
А девушку… А что девушку? Скорее всего, опять-таки, на глазах у младшего Малфоя, наставят палочку и скажут верные, добрые слова: “Авада Кедавра!”.
— Мне так страшно.
Становится плохо даже от самого слова “страх”, которое отдается болью в груди. Опущенными плечами. Долгим, печальным взглядом и тонкой линией губ.
Она никогда не найдет себе утешение и спокойствие. Будет проживать все свои дни, как один сон — такой же мучительный, как убийство ее родителей.
Пальцы сильнее стискивают ее. Другая рука ложиться на талию, прижимая девушку к себе.
— Знаю.
И ему страшно. Еще страшнее, чем ей. Еще больнее и ужаснее.
Ведь Гермиона права. Не убьет он ее — Темный лорд окончит жизнь его родителей. Быстро, взмахнув палочкой. Одно движение, и два человека больше не живут на этой земле.
Всего-то.
Холодно. Даже сейчас ей было холодно. С его объятиями, руками. С обещающими что-то словами.
— Я так…
…устала.
И хотелось закрыть глаза, чтобы больше не проснуться. Не в этом мире, не сейчас. В другой вселенной, в другом измерении.
Знает, он все знает. Потому что эта усталость сказывалась на обоих. Меняла их, не спрашивая разрешения. И, словно намекала, — команда, нужно быть сплоченнее. Однако реальная жизнь лишь насмехалась — команда? Уж точно не в этом случае.