My December
Шрифт:
— ДА ПОШЛО ВСЕ НАХРЕН! — заорал Малфой от отчаяния, выкинув кусок бокала куда-то в неизвестном направлении.
Он закинул голову, тяжело вздохнув. Спустя несколько минут его серые, словно серебро, глаза, заметили ее, застывшую на пороге. Он вздохнул еще раз.
“Грейнджер, блядь, как всегда, вовремя. Вот только ее тут не хватало” — пронеслось у парня в голове.
Девушка остановилась на пороге, потрясенно смотря то на Драко, то на залитую кровью комнату.
Видок у нее был, мягко говоря, не лучший. Худая, как скелет, заплаканная, мокрая, в рванной одежде, дрожащая всем телом.
Но, похоже, гриффиндорка никак не могла прийти в себя. Застыла, словно статуя на одном месте. Ее присутствие начинало сильно бесить.
— Ты у нас забыла, как ходить? Или часть мозга, отвечающая за координацию, отказала? — прошипел он, с презрением глядя на Гермиону. Но та, похоже, не слышала. — Н-да, похоже, все-таки весь мозг отказал.
— Малфой… — заикаясь, прошептала она. — Ч-что произошло?
Драко взглянул на гриффиндорку, которая сейчас походила на бомжа, несколько лет прожившего на улице. Она стояла, опустив длинные руки вдоль туловища. Смотря таким пронизывающим, болезненным взглядом.
В который раз он удивился глубине ее карих глаз. Сколько всего в них можно было увидеть сейчас: страх, отчаяние, боль, растерянность… жалость. Жалость к нему или к самой себе?
Конечно, нет — Грейнджер ведь не знает, что произошло — этого никто не знает. Но ее глаза были океаном, в котором Малфой был не прочь утонуть. Не такие, как у большинства девушек — пустые, как пробка. Ее глаза, в которых читалась вся жизнь, полная плохих событий. Глаза, такие же, как и у него самого - разве что не скрывающие эмоций обладательницы.
— Не твоего ума дело! — отчеканил он, незаметно поправив рукав рубашки.
Теперь Грейнджер будет докапываться, будет совать свой нос в дело, совершенно ее не касающееся. А из-за чего? Из-за его глупости и неосторожности. Малфой теперь обязан просчитывать каждый свой шаг, а вместо этого он чуть себя не выдал. От досады парень едва не закричал.
Какой он, к черту, Пожиратель? Идиот, который не может скрыться от грязнокровки!
Идиот!
— Если ты не заметил, эта наша общая гостиная, а сейчас — она вся в твоей… — начала Гермиона, бесцветным, выжатым голосом, который едва заметно дрожал. Она сжала свои тоненькие ручки, делая шаги в сторону слизеринца, издавая при этом шаркающие звуки.
Девушка волновалась за него. Да, весьма глупо, учитывая, что Драко был ее врагом еще со времен первого курса, и что всего час назад Гермиона сама была готова расстаться с жизнью.
Грейнджер ненавидела Ленни за то, что тот не дал ей спрыгнуть. Это ведь был ее выбор, а не его. Страцкий не имел никакого права шпионить за ней, а уж тем более вмешиваться.
Но, представив, что это Гарри или Рон стоят на краю Астрономической башни, девушка осознавала, что поступила бы точно так же, даже не задумываясь.
Так в чем был виноват когтевранец? Он ведь просто хотел помочь. Хотя следил за Гермионой Ленни, скорее, ради своей выгоды. Он был собственником, так же, как и Малфой. А это
Гортанное слово Ленни - люблю - пронеслось у нее в голове быстрым потоком, но, услышав, злой голос Драко, девушка вернулась в реальность. Тяжелую, трудную и нестерпимо болезненную.
— Мерлин, закройся! Занимайся своими проблемами, а не моими! — перебил Гермиону Драко, метая яростные искры в девушку.
Он не нуждался сейчас в ком-то. Все, чего хотел Драко — это послать всех к черту и остаться одному настолько, насколько это возможно. Без Пэнси, Грейнджер, даже Блейза. Без кого бы то ни было. Потому что он не мог убрать чертовы мысли из головы — они упорно пролезали в его сознание, зарождая в сердце беспокойство. Нельзя чувствовать все сразу, иначе разорвешься, что, собственно, и происходило с Малфоем.
— Да что творится, Малфой?! — на этот раз, голос Гермионы прозвучал жестче — в нем читались нотки гнева.
Ей было не просто интересно узнать, что с ним произошло — она действительно волновалась за слизеринца. Ей на ум пришла парочка жутких предположений, и в одно из них ей совсем не хотелось верить.
Драко резко стал с дивана, чувствуя, как кружится голова. Он пошатнулся, переводя взгляд на девушку. Малфой не мог решить для себя, чего именно ему хотелось — чтобы она осталась или же свалила к чертовой матери. В любом случае, Гермиона не должна узнать о метке. А она была умна, как никто другой, и, возможно, уже догадалась.
“Проваливай, дура тупая!”
— Убирайся, — проговорил Драко вымученно.
Это же была Грейнджер. Просить ее уйти — все равно, что биться головой о стенку. Но, может, мозг начнет работать, и она сообразит, что лучше убраться и не трогать его в таком состоянии. Но вероятность сего события была равносильно тому, что Люциус пожмет руку Уизли, и они вместе пойдут пить утренний кофе.
Гермиона закусила губу и опустила глаза к полу, издав при этом звук, похожий на всхлип. Обтянутая кожей, тощая, уставшая, но такая сильная. Так казалось Драко на тот момент. После того, что случилось, она находила в себе силы для него. Малфою, в данном случае, было плевать на всех, кроме себя, конечно. Он жалел себя, бедного, уставшего, с таким горем на плечах, весь день, что было так естественно. Неужели Драко заслужил все это? Упадок Люциуса, смертельная болезнь мамы, посвящение в пожиратели в таком юном возрасте… Беды, одна за другой, наваливались на семью Малфоев, и они падали в свою пропасть все ниже и ниже, а выбраться из нее было все тяжелее и тяжелее.
Драко привык быть лучшим. Еще с первого курса он смотрел на остальных людей, как на букашек, не достойных его внимания. И одним из немногих, с кем Малфой хотел подружиться, по иронии судьбы, был Поттер. Но он посмел отвергнуть протянутую Малфоем руку. И с тех пор Гарри вместе со своими “дружками” возглавил список врагов слизеринца.
Слизеренец всегда думал, что в мальчике-который-выжил есть что-то темное. Была ли причина в том, что в Поттере жила часть Темного Лорда (таковы были предположения) или в нем самом, но Малфою казалось, что гриффиндорец вполне мог учиться на зеленом факультете. Но судьба распорядилась иначе. Поттер с рождения был обречен на смерть.