Мы есть, не только чтоб поесть

В трёх измерениях: кулинария, лирика, философия.

Нитрам Бахтин, 31 год (один из правильных отзывов):

Одно дело видеть Восток (Узбекистан) глазами пришлых людей, да пусть и местных, но не знающих языка коренного населения, и совсем другое – показывать изнутри, со знанием и языка, и истории, и фольклора, и нынешней ситуации, и многого-многого другого из жизни республики и её глубинок. И писать на отличном русском языке. Таков Марат Аваз-Нурзеф, таковы его книги. Рекомендую!

Автор, 65 лет:

Спасибо! Тонкая и умная рецензия!

Белый Человек (единственный больной

Мало букафф – одобрям-с!

Здесь их – много в тыщу раз!

Азиятов – не читам-с!

Пусть земля не будет пухом

Черномазым чичиплюхам!

Автор: Мой папа вышел в князи…

«Я белый, белый, белый,

И вовсе не медведь,

Не из психушки беглый,

Я – серебро, не медь.

Я – вундеркинд, я – гений,

Сиянье над главой,

Еще две-три ступени –

И стану весь златой.

Маймунов черномазых

Я презираю вдрызг,

Мой папа вышел в князи,

А я – наследный принц…»

Так верещал, в потугах

Взъерошившись, птенец

И добывал не в муках –

Нахрапом! – свой венец.

Зрители (хором): Достойный ответ! Поддерживаем!

Родился в Карши, живу в Ташкенте.

После окончания МГУ прошел через десятка два профессий. При М.С. Горбачеве из дизелистов стал журналистом. Лучше поздно, чем никогда: выходу на давно искомую литературную стезю способствовали данности последнего десятилетия 20 века – развал СССР, конец гласности в суверенном Узбекистане и оттеснение русской культуры на второй и факультативный планы, так называемая рыночная экономика, борьба за выживание, новые круги хождения по жизни, Интернет. Но внутренний стержень и сегодня тот же, что и много-много лет назад, когда, будучи студентом-биофизиком, мучился неизлечимым недугом пристрастия к перу.

Молодостью, воспоминаниями, языком, вольным творчеством переживаемых лет нового тысячелетия связан с Россией. И обязан узбекской земле: она носила моих предков и терпит меня. В толпе не выделяюсь. Если чем-то и отличаюсь от окружающих, то без тени боязни. И власти не замечают. Или делают вид. И всё это, так или иначе, ещё и потому, что я у себя дома, на Родине.

Спасибо за всё, Отчий край. Я болею за тебя всей кровью своего сердца.

ХИП – так я обозначаю жанр, в котором немаловажную роль выполняет союз слова и множества наглядных иллюстраций. Хорошо иллюстрированная проза. Два произведения из трёх, опубликованных мной ранее, а именно: «Ещё раз про любовь» и «Солёное лето в Худжаи-Пок», – созданы в жанре хип . Их конституцию в разрезе наглядности я определил бы как легкий и средний веса. Данная же публикация – хип-тяжеловес. Хип-парад – и такую можно присвоить ей категорию. Парад узбекской кухни на фоне рассуждений лирического, философского, общественного и личного порядков. А может, и наоборот: факты, аргументы и размышления под крышей еды и национальных блюд…

Поесть любят все. Кроме моего четырехлетнего внука Отабека. Тот, собственно, тоже не прочь. Но своей энергией, неусидчивостью и каверзностью под стать Джонни Дорсету, 10-летнему герою давней киноновеллы «Вождь краснокожих», снятой на советском «Мосфильме» режиссером Леонидом Гайдаем по произведению великого американца О.Генри. А дочь моя Наргиза, мама Отабека, так любит сыночка, что терпит все его выходки. Ей приходится ходить за ним и на ходу, ложку за ложкой, скармливать всю порцию, то улыбаясь, то упрашивая, то грозя понарошку (разбойник больше трех секунд не остается на одном месте). К тому же у них дома всегда полно съестного, и Отабек уже впитал в кровь и плоть, что не в еде состоит смысл жизни, что прыгать сбоку на диван, с разгону и с залихватским кличем («Как в воду!», – думаю я всякий раз, когда вижу его полеты), – уже намного интереснее, чем такие, вожделенные для нас, взрослых, блюда, как перепела, фаршированные мясом молодого барашка и тушенные с яблоками в сметанном соусе, которыми Наргиза нас как-то потчевала (снимок 204, в главе «Эх, хорошо в стране узбекской жить!», близкой к концу книги).

Будем считать, что вступление – перепелино-аристократическое! – к задуманной повести о некоторых уголках Узбекистана, за пределы которого давненько никуда не выходил, состоялось.

Последним «за», который в то же время стал первым и пока единственным выходом в так называемое Дальнее Зарубежье, был самолетно-челночный недельный десант в Дубаи. Последним, если не считать путешествия, совершенного спустя ровно 10 лет после Эмиратов, во второй половине сентября 2007-го. Но как его не считать! Впрочем, коль уж шевельнулись мозговые извилины, хранящие в себе картины, впечатления и оценки того, прямо скажу, нерядового вояжа по территории двух сопредельных стран, давайте их, те извилины, пока не будем препарировать, но вернемся к ним несколько позже.

Итак, сегодня 26 марта 2010 года, и я приземлился возле компьютера с намерениями самыми благими и не менее решительными.

На днях прошла информация: в Америке начались испытания туристического космолета, на котором любой человек, кому позволяет здоровье, за 200 тысяч долларов может побывать на высоте 110 км, полюбоваться на земной шар, насладиться невесомостью. Число предварительных заявок уже перевалило за три сотни. Развелось же людей, у коих денег куры не клюют! Вообще-то богачей на свете, конечно же, гораздо больше, которым 200 штук баксов то же самое, что для меня 200 сумов (стоимость полбуханки серого хлеба в Узбекистане на сегодняшний день, пока сверху опять не поднимут цены). Но эти, спешащие выкинуть астрономическую для большинства людей сумму фактически за пустую блажь, видать, особо блажные. На Земле они, наверно, уже всё познали из того, что доступно только толстосумам. Но если на всё богатых и богатеньких всех пород и мастей посмотрим на фоне окружающего мира – окружающего одинаково, по большому счету, что принца, что нищего! – то, положа руку на сердце, можем оценить истинное соотношение размеров, ценностей и значимостей: пылинка и система Тянь-Шань, Небесных гор (смысл названия в переводе с китайского). Да будь у меня таких бешеных денег, к тому же совершенно лишних, как у особых, я бы в небо не полез! На кой мне сдалось чудо невесомости в космосе, когда на Земле, на всех континентах, в каждом государстве, в любом населенном пункте, большом и малом, городском и сельском, столько интересного, что смотри, не насмотришься и не пересмотришь! Вот я и заявляю: никакой олигарх – хоть американский, хоть российский (пусть даже Алишер Усманов, постсоветский богатей №1, бывший наманганец, потом ташкентец, затем москвич, а с недавних пор, кажись, в основном забугорник), хоть какой бы то ни было иной (пусть даже наш, доморощенный и на месте же благоденствующий, типа Салимбая)! – не сможет лично сам, а не пером наемных умельцев, рассказать, скажем, про праздник Навруз так содержательно и столь красочно, как в сегодняшних городах и весях Узбекистана это может сделать любая домохозяйка в кругу двух-трех товарок, собравшихся возле ворот или подъезда в импровизированном ток-шоу. Ну, пусть и не про весь Навруз, но про сумаляк – уж точно!

01. Это – сумаляк, которым меня угощали в кишлаке Хилал. Его я называю родовым: в нем исстари жили мои предки, родился и покоится отец, есть единокровные братья и сестры, у которых множество детей и внуков.

02. В Хилале, как и в других кишлаках Узбекистана, водятся давние традиции, что и видно на снимке: настоящий плов настоящие узбеки и сегодня едят руками, как то делывали деды и прадеды.

Сумаляк – блюдо весеннее, мартовское, хотя, конечно, его можно приготовить в любое время года. С некоторых пор, запущенных и протекающих поныне по инициативе и под руководством нашего дорогого Президента, сумаляк не менее популярен, чем всемирно знаменитый узбекский плов, а в Навруз даже затмевает его славу, выдвигаясь на передний план. Сумаляк варят повсеместно – и в столице Ташкенте, и в областных центрах, и в кишлаках. По этим административно-бытовым и историко-социальным структурам обитания и буду водить читателя, и посему сразу же демонстрирую характерные иллюстрации.