Мы — это мы
Шрифт:
Нечто подобное, понял во внезапном прозрении Хэл, мучает большинство людей. Всем им в молодости жизнь как будто что-то обещала, а в итоге так ничего и не дала, и они остались в недоумении, точно собака, у которой помахали перед носом жирной костью, а потом подсунули камень.
Как и любой человек, вынужденный делать то, что он не хочет и не имеет возможности выскочить из ловушки, Хэл в конце концов начал убеждать себя в том, что так и правда будет лучше, и что он сам, по доброй воле принимает такое решение, а если бы не хотел, никакие
Так он жил, двигался и работал, ложился спать и вставал и старался не вспоминать о пресловутой двери, за которую заглянул лишь одним глазком.
И о человеке, который ее для него открыл.
***
Самые темные пути в нашей жизни те, по которым мы предпочитаем идти в одиночестве.
В этом году как совершеннолетний Хэл имел право отправиться на летний карнавал без сопровождения. Много лет он мечтал об этом и — что за ирония! — как раз сейчас совершенно охладел ко всяким празднествам.
Старшие братья и сестры обычно не хотели тащить его с собой. Весь Вьен гулял и веселился с раннего вечера и до утра, и что, скажите, делать с мальчонкой, который уже после полуночи начнет засыпать на ходу?
Поэтому, несмотря на то, что Хэл начинал нудеть заранее, примерно за месяц до карнавала, и доведенные до исступления родичи готовы были пообещать ему что угодно, как только наступал тот самый день, все они с волшебной ловкостью испарялись, оставив Хэла дома в обществе родителей и Майло.
Последний тоже ни разу в жизни не был на карнавале, поскольку просто не мог дойти до Вьена, и компенсировал это злобными нападками на тупых людишек и их тупые развлечения.
И вот наступил тот самый день, когда Хэл мог отправиться на карнавал, и никто бы ему слова не сказал, вот только у него совершенно не было желания веселиться. С самого утра, точно в унисон его настроению, пошел дождь, и сразу было видно, что зарядил надолго.
Хэл сидел у окна своей комнаты и, подперев голову руками, уныло наблюдал, как темно-зеленые листья яблонь и груш вздрагивают под ударами тысяч капель. Представлял, какой стон сейчас стоит в окрестных деревнях и во Вьене. Придется праздновать по кабакам и тавернам, а там единственное развлечение понятно какое — напиться до беспамятства.
Хэл думал о срывающемся празднике не без злорадства и одновременно упрекал себя за то, что становится не лучше Майло. Того с утра было не слышно и не видно, чему Хэл мог только порадоваться. Если бы вообще был в состоянии радоваться.
Он обернулся на звук открывшейся двери и с облегчением увидел отца. Дождь, естественно, никого не освобождал от работы, но сегодня по обоюдному молчаливому согласию Пол и Хэл остались дома.
— Мне очень жаль, Хэлли. — Отец присел рядом и тоже оперся локтями о подоконник.
Сердце Хэла вздрогнуло. Он вдруг решил, что отец все знает и сейчас заведет разговор об Эдварде.
— Твой первый карнавал срывается, — пояснил Пол, встретив взгляд сына, — ты так мечтал на него попасть.
«Ни о чем я уже не мечтаю», — грустно подумал Хэл, но кивнул. Уж лучше пусть отец считает, что он расстраивается из-за карнавала, чем начнет докапываться до истинных причин сумрачности сына.
Пол в задумчивости потеребил тонкую косичку в волосах, и Хэл вдруг заметил, что отец сильно постарел. Что было, в общем-то, неудивительно, учитывая уход двух сыновей и свалившуюся на него дополнительную нагрузку.
Хэл как раз начал казнить себя и за это, как вдруг отец произнес:
— Я бы на твоем месте все же сходил во Вьен. Даже если карнавалу помешает дождь, хоть как-то развлечешься. Ты много работаешь, Хэлли, я это ценю, но когда-то надо и отдыхать. Ты еще так молод... почему больше не гуляешь с Натом и Беном? Вы поссорились?
— Вроде того, — пробормотал Хэл, внимательно рассматривая подоконник, словно в трещинках на его поверхности содержался какой-то скрытый смысл.
От ласки и заботы в словах отца в горле встал ком, захотелось ткнуться головой ему в колени и выложить все. Пол его, конечно, не осудит, скорее всего, о многом он давно и сам догадался.
Но одно дело догадки, а совсем другое — признание. Хэлу страшно хотелось снять с души тяжесть, но у отца хватает своих забот, несправедливо будет взваливать на него еще и это.
— Лучше помиритесь, — все так же мягко заметил Пол, не подозревая о внутренних метаниях сына, — что бы там ни произошло, вам еще жить да жить бок о бок, ни к чему эти раздоры между своими.
«Ох, пап, ты даже не представляешь, что между нами произошло!» — тоскливо подумал Хэл, а слова «жить да жить бок о бок» отдались в ушах похоронным звоном.
— Может, сходите во Вьен все вместе? — предложил Пол. — Мне было бы спокойнее, если бы ты отправился туда с компанией. Заодно и решите свои разногласия. Порой для этого достаточно пары стаканов доброго вина.
Отец ласково улыбнулся, и по его загорелому лицу во все стороны побежали тонкие лучики морщинок.
Хэл поднялся.
— А знаешь, пап, ты прав. Пожалуй, так и сделаю, прямо сейчас к Нату и отправлюсь. Думаю, они в любом случае во Вьен пойдут, ну и я с ними.
— Вот и молодец! — Пол с явным облегчением хлопнул его по плечу. — Возьми с собой пирожков, что мать напекла, яиц, печеной картошки. Ну да сам знаешь, не раз видел, как братья на карнавал собирались.
При упоминании Клода и Себастьяна его улыбка сразу померкла, и взгляд, только что живой и радостный, потускнел, точно старое стекло. Хэл отвел глаза.
Что сказал бы отец, если б узнал, что братья ушли из дома по вине младшего? Продолжал бы любить его, как прежде, или любовь дала бы трещину и в конце концов рассыпалась осколками?
А что бы он сказал, если б узнал, на что потрачен злополучный пласт?
— Ну я пошел! — поспешно сказал Хэл, заглушая мучительные мысли. — Вернусь поздно, не ждите меня особо.