«Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!
Шрифт:
– Как же вы решились вступить в бой один?
– Почему один… У меня был автомат и три гранаты, – с удивлением ответил Литвинов.
– А раньше как вы воевали? Много фашистов на личном счету? – спросил его Мазурин.
– Как воевал… В основном по окружениям. Не успеешь из одного выйти, как в другое попал. Какой там личный счет… Автомат этот у меня недавно, перед наступлением получил. А сколько из винтовки убил, не знаю, с пяток, не больше. Да и не видно, когда стреляешь из винтовки, попал или нет, потому что далеко.
– У нас недавно был случай с разведчиками… Страшная история, – сказал комиссар полка Михеев.
Васильев и Мазурин повернулись к нему, приготовились слушать.
– Пошли в разведку
– Обязательно напишем о нем, – сказал после тягостной паузы Васильев. – Ну, товарищи, нам надо ехать.
– А где вы сейчас газету делаете? – спросил Михеев.
– До последнего времени в Воскресенском печатали, а теперь попробуем в Ефремове.
В тот же день Васильев и Мазурин выехали в Ефремов. Там уже работала почта и дали электричество. В районной типографии они разобрали валявшийся на полу шрифт и с горем пополам все же отпечатали очередной номер. Там же они встретили Новый год и на следующий день поехали в дивизию. В политотделе их встретили, как всегда, тепло. Распределив по полкам свежий номер газеты, они зашли в штаб к майору Кустову за новостями.
Настроение у всех в дивизии было в эти дни приподнятым. Сводки с фронта стали повеселее. Наши войска наступали по всем фронтам. Тяжелые бои шли на Ржевском, Мценском, Сухиничском направлениях.
– Танковую армию Гудериана от Тулы отбросили, – сказал майор Кустов. – К Зуше вышли, а тут у немцев подготовленная оборона. Бой за переправу начали двадцать восьмого декабря, но местность открытая, снег глубокий. А силы у нас уже не те. Сорок автомашин пехоты к немцам подошли, начали контратаки при поддержке танков, да еще, подлецы, местное население впереди себя пускали! – Кустов зло сверкнул глазами. – Женщинами прикрывались, вояки!
– И как же отбились? – спросил Васильев.
– Пулеметы на фланги выдвинули, отсекли пехоту. А женщины в это время и перебежали к нам. Не все, конечно, – вздохнул Кустов.
– Дмитрий Михайлович, – вступил в разговор капитан Лукьянюк, командир батальона связи. – Послушай, какие бывают встречи и судьбы на войне. Когда беженцы к нам перешли, а все изможденные, оборванные, многие с детьми, без слез нельзя было смотреть, подбегает ко мне мальчонка лет семи, в лаптишках, пиджаке рваном. «Дяденька, дай хоть кусочек хлеба!» – а сзади мать его идет, с другим ребенком на руках. Я приказал ездовому взять из вещмешка сухарей, и в это время из дома выбегает мой командир роты Рыслин, и этот мальчик бросается к нему и кричит: «Папа! Папа!» Рыслин увидел его: «Сынок!» А женщина с ребенком так на снег и повалилась. Сцена была ужасная… – Лукьянюк замолчал на минуту, проглотил комок в горле. – Я приказал Рыслину отвезти жену и детей в тыл, покормить, помыть, отчистить от вшей. Дали ей одежды, что нашлось, военной, и отправил он ее к матери, в Тамбов. Оказалось, что Рыслин отступал от самой границы, семью оставил там, жена с детьми двигались на восток, но никак из окружения выйти не могли и вот оказались здесь. А маленький у ней где-то при бомбежке был ранен в ручку. – У Лукьянюка опять подернулись влагой глаза.
– Ну, фашисты, сволочи, до чего народ довели… – скрипнул зубами Васильев.
– Мы им тоже даем неплохо, – сказал майор Кустов. – Двадцать девятого три контратаки отбили, от роты до батальона, так потом двести пятьдесят трупов насчитали.
– Кладова помнишь? – спросил Мазурина Кутузов.
– Конечно, а что?
– Они с Мезенцевым подпустили немцев на шрапнель и как косой – семьдесят пять за несколько минут. Петров, у Гогичайшвили пулеметчик, довел свой счет до ста двадцати. Вчера его тяжело ранило. Крови много потерял, говорят.
– Да, а мы ехали и думали, что вы уже Мценск взяли, – сказал Васильев.
– Полк Тарасова всего семисот метров до окраины не дошел, – сказал Кустов. – Огонь был сильнейший, все подступы у них пристреляны. А у нас артиллерия без снарядов сидит, по лотку на орудие.
– Давайте в артполк сходим, – предложил Мазурин.
– Сначала к Яманову, а потом к артиллеристам.
Полковник Яманов, начальник штаба дивизии, итоги боев дивизии за декабрь представил газетчикам с удовольствием:
– За две недели прошли с боями до ста километров. Взяли сто сорок деревень, из них семьдесят – несожженными, – подчеркнул Яманов. – На полях остались, по нашим подсчетам, более тысячи восьмисот трупов гитлеровцев, двадцать танков, двадцать девять орудий. Итоги хорошие, как видите.
«Итоги-то хорошие, но сколько жизней они стоили…» – подумал Васильев.
– А у нас, товарищ полковник, большие потери? – спросил Мазурин.
– За декабрь безвозвратные потери составили сорок шесть командиров и двести пятьдесят красноармейцев. Я считаю, что это по сравнению с потерями немцев немного. Воюем теперь не числом, а уменьем. За декабрь восемьдесят шесть человек представили к наградам. К ордену Ленина – лейтенанта Савина, это ротный у Фроленкова. Отчаянный парень, дерзкий даже, вчера немцы пошли у Хальзево в контратаку, со ста метров открыл огонь – семьдесят трупов. И второй к ордену Ленина – Мезенцев, наводчик из артполка. Доброволец, лучший агитатор в полку, он и помог местных жителей освободить, когда немцы ими в бою прикрывались, – Мазурин отметил себе в блокноте: «Срочно познакомиться с Мезенцевым». – А сержанта Кладова представили к званию Героя Советского Союза, но военный совет пожалел, утвердили орден Ленина. На Красное Знамя подали человек десять: Петров, пулеметчик, его вы знаете; в 624-м полку Ребрик, что ни поиск – пять-шесть убитых, а то и больше. Вот на днях: устроил засаду, идет группа немцев, так они шестерых убили, троих взяли в плен, в том числе Ребрик лично четверых уложил.
– А сержант Клюсов, – перебил сидевший с Ямановым батальонный комиссар Кутузов, – с отделением был в боевом охранении, окружили их человек сто двадцать, но ничего, бой выдержали, до полусотни уложили. Лично Клюсов – двенадцать. Ранен был, но вел огонь. А Карпенко – один пошел в разведку. Немцы в доме сидят, не растерялся. Пара гранат в окна – двадцать фашистов как не бывало. Притащил семь винтовок и пулемет. Вообще примеров героизма стало гораздо больше, чем месяц назад. И опыта больше, да и злее стали.
– Все бы хорошо, – вздохнул Михеев, – да несчастье у нас: лейтенант Нагопетьян убит. Такой был парень…
Мазурин вспомнил, как он пел: «Ах, Андрюша, нам бы знать печали…» Не хотелось верить, что этого отчаянного храбреца больше нет в живых… Пять ранений за лето и осень, и всегда обходился без госпиталя. Он так и не узнал, что награжден орденом Красной Звезды и что ему присвоено внеочередное звание капитана.
В 17-й артполк Мазурин и Васильев пришли под вечер. Новостей и здесь было много. Вместо раненого майора Новицкого полком командовал подполковник Савченко, старший лейтенант Яскевич тоже был ранен, вместо него – лейтенант Шилов. Были и другие перестановки, но самое огорчительное, что наводчики Кладов и Мезенцев, с которыми хотел встретиться Мазурин, были тяжело ранены и отправлены в тыл.